Он огляделся так, словно гостиная была настолько же неподходящим местом для рисования, как ледяная поверхность Янтарного озера – для бальных танцев.
– Да, а что такого?
Ник пересел на диван. Видно было, что он колеблется. Кристина уже почти пожалела о своей неожиданной просьбе, как вдруг он потянулся к альбому, который они листали последним, и достал оттуда чистый лист.
– Хорошо.
Теперь заволновалась она:
– Правда? Ты согласен? А что я должна делать?
– Ничего.
– Может, нужно куда-то пересесть или зажечь свет?
Он долго внимательно смотрел на нее.
– Нет, ничего не нужно. Не двигайся, лежи, как тебе удобно. Только руку от лица убери, чтобы на глаза не падала тень. Вот так.
– А свет? – робко спросила Кристина.
Несколько минут назад она так хотела, чтобы Ник хотя бы взглянул на нее, что теперь, когда он смотрел на нее и смотрел так пристально, ей стало не по себе.
– Света достаточно.
– Ладно, – Кристина нервно вздохнула, подавив в себе желание некстати улыбнуться. Она зачем-то поправила волосы и одернула кофточку. – Что-то еще?
Ник сверлил ее взглядом и не реагировал на ее действия и вопросы.
– Ник?
– Что?
– Куда я должна смотреть?
Ей подумалось, что сейчас он попросит ее смотреть на огонь, на картину, на цветок, еще куда-нибудь, чтобы портрет не выглядел искусственно, но он кратко ответил:
– На меня.
И взял в левую руку карандаш.
Сделав несколько первых штрихов, он обратил внимание, что Кристина не спускает глаз с его руки.
– Кристи?
– Что, прости? Я задумалась.
– Тебя смущает, что я левша? Неужели ты только что это заметила?
– Нет! Наоборот, это так необычно. Я просто пыталась представить себе, каково это – рисовать левой рукой.
Он пожал плечами и вернулся к своей работе:
– Наверное, так же, как и правой. В чем разница?
– Ты прав, ни в чем, конечно. Прости, что отвлекаю.
– Ты меня не отвлекаешь.
Наблюдая за ним, Кристина понемногу успокаивалась. Прежнее волнение прошло. Время от времени Ник бросал на нее сосредоточенный взгляд, а потом опускал глаза на рисунок. Его карандаш еле слышно шуршал по бумаге, движения руки были скупыми, почти незаметными.
Зато теперь она могла смотреть на него, сколько хотела!
На его прищуренные глаза, которые сейчас были цвета спокойного северного моря, на его неправдоподобно длинные густые ресницы, которые словно выгорели на солнце. На его высокие скулы и идеально прямую линию носа. На его бледную кожу и пепельные волосы. На чуть подрагивающие тонкие губы, которые целовали ее совсем недавно с такой жадностью и страстью.
При воспоминании о поцелуе Кристина издала невнятный звук.
– Что-то не так? – тут же нахмурился Ник и добавил, заметив, что она покраснела. – Кристи, ты не обманываешь меня? Точно хорошо себя чувствуешь? Ты как-то странно выглядишь. Мы можем продолжить это занятие позже, когда захочешь.
– Я хочу сейчас, – торопливо проговорила Кристина, увидев, что он откладывает незаконченный рисунок в сторону.
– Хорошо. Если тебе что-то будет нужно, сразу скажи.
Сейчас ей нужно было только одно – чтобы он был рядом. Все. Такая малость, и так много… Неизмеримо много.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
Шуршание карандаша прекратилось, но взгляд Ника остался прикованным к бумаге, как показалось Кристине, к одной точке. Его плечи напряглись, и губы сжались.
Она замерла, ожидая, что будет дальше. Через несколько секунд карандаш зашуршал вновь, а Ник тихо ответил:
– Я очень скоро вернусь.
– Не помогает.
– Знаю.
Он, наконец, оторвался от рисунка и посмотрел на нее в упор. От этого взгляда у Кристины пересохло во рту и пропал голос. А еще пришлось заново вспоминать, как дышать.
– Поверь, Кристи, я это знаю. Но обещаю тебе вернуться. Как можно скорее. Я обещаю.
Она только кивнула.
– Продолжаем? – спросил Ник как ни в чем ни бывало.
– Да.
– Уже поздно.
– Пусть.
Кристина чувствовала усталость, но ни за что не согласилась бы сейчас предпочесть уют своей постели обществу Ника, каким бы странным ни казался их разговор. Да, она прекрасно понимала, что ему нужно уехать и причины для этого весьма веские. Пусть она не может его удержать, но она может насмотреться на него, чтобы завтра ей не было так одиноко.
Хотя можно ли насмотреться впрок? Это еще вопрос.
Вот он сидит сейчас возле нее, этот потрясающий мужчина, называющий себя ее мужем, а она чувствует себя девчонкой, влюбившейся с первого взгляда. Вспомнив свое поведение в первый день, когда она, очнувшись, обнаружила его рядом, Кристина улыбнулась: это было как в прошлой жизни.
Потом она стала думать о том, сколько ей еще предстоит узнать о Нике и о себе. Странно, что она до сих пор не засыпала его массой необходимых и очевидных, на первый взгляд, вопросов. Об их свадьбе, например, о родителях, его и ее, об общих друзьях. И еще многими другими, ответы на которые могли бы послужить ей фундаментом, холстом для воссоздания картины утраченного прошлого. Странно, что она не расспрашивает его о том, где они оба учились после школы, когда купили этот замечательный дом на озере, где работают, в конце концов.
Но она так глубоко сосредоточилась сейчас на самом Нике, что все эти вопросы даже не приходили ей в голову. Для нее настолько был важен прежде всего он сам, что все остальное отошло на второй план. Ее главным желанием, острым, почти болезненным, стало вспомнить именно его, узнать его, вернуть ощущение себя рядом с ним, себя как части его жизни.
Что-то подсказывало ей, что, как только она вспомнит Ника, не привыкнет к нему заново, а вернется к нему в своих чувствах и ощущениях, все встанет на свои места, ее мир вновь обретет четкие и понятные грани, ведь сутью, центром этого мира был он, Ник Вуд…
Кристина почувствовала, как сильные руки подняли ее с дивана, и сонно сообразила, что это Ник несет ее в спальню.
– Все-таки гонишь, – пробормотала она ему в грудь и услышала в ответ:
– Никогда…
Прохладные мягкие губы Ника коснулись ее лба и волос, но просыпаться, разрывать пелену приятного забытья у нее просто не было сил: веки тяжело сомкнулись, и какие-то видения, предвестники снов, уже поплыли перед глазами.
Она ощущала себя на руках Ника, их окружала темнота, где-то слышался плеск воды и шелест листвы. Пахло весной и дикими цветами. Ник легко нес ее, бережно прижимая к своей груди, и она чувствовала себя необыкновенно счастливой.