Август вздохнул. Эйприл и Чарли еще крепче прижались к нему.
Следующая остановка — Антарктида.
Холод. Он был повсюду. Он обволакивал их со всех сторон. Август понимал — за бортом самолета еще хуже. Он слышал слабое посвистывание, исходящее от разгрузочного люка, видел, что он поврежден. Оттуда и просачивался ледяной воздух.
Август сильно выдохнул — из носа вылетели две струйка пара. Других действий со времени вылета из Аргентины он не предпринимал, просто не мог. Глядя на одеяло, накинутое на ноги, он жалел сейчас лишь об одном — что руки связаны за спиной, иначе можно было бы натянуть одеяло повыше, обнять Чарли и Эйприл, прижать к себе. Затем он услышал, как кто-то из них стучит зубами, и глянул сверху вниз на сына. У бедняжки даже лицо посинело от холода. И тут Август ощутил нарастающий гнев, его так и окатила жаркая волна ненависти к чертовым «Черным Фемам».
Температура в грузовом отсеке продолжала падать, и Август представил себе огромный термометр, высасывающий из тела кровь. Еще немного — и все они заболеют, причем серьезно. Со времени вылета из Нью-Йорка во рту у них не было ни крошки, Гаррет изредка давал им лишь несколько глотков воды, причем преподносил ее с таким видом, точно это была некая живительная влага для человеческого организма.
«Старлифтер» начал снижаться, гул моторов постепенно стихал по мере того, как они устремились к земле. Сердце у Августа тревожно забилось, он понял: они приближаются к последнему пункту назначения. Конечно, ему хотелось получить ответы на вопросы, но только не такой ценой. Самолет снижался, а он пытался припомнить, когда они в последний раз были вместе. Может, тому способствовал холод или же длинные сосульки, свисавшие с потолка, но вспомнилась такая картина. Рождество… четыре года назад.
У Чарли выпало два передних зуба. Август помнил, как безжалостно поддразнивал сына, когда они уселись под елку открыть подарки.
— Скажи «тесто».
— Фесто, — хихикая, ответил Чарли.
— Скажи «Теодор».
— Один из бурундуков, что ли?
— Да нет. Просто скажи «Теодор».
— Но я не знаю, кого ты имеешь в виду, бурундуков из мультика или нет.
— Ну ладно, пусть будет один из тех бурундуков. Как их звали? Альвин, Саймон… Теодор!
— Феодор!
И оба они дружно рассмеялись.
— Ты должен дать ему более сложное задание, — заметила Эйприл. Она, улыбаясь, вошла в комнату. Протянула Августу чашку горячего шоколада, затем дала такую же Чарли.
— А суфле из кукурузного сиропа ты ему дала больше, — заметил Август.
— Это потому, что ему шесть.
— Зато я веду себя, словно мне шесть.
— Тут, знаешь ли, гордиться особенно нечем, — с сарказмом заметила Эйприл и уселась рядом с ними на диван.
— Чарли, скажи «кукурузный сироп».
— Кукурузный сироп.
— Ужасно! Не вижу никакой разницы!
— Да уж. Наверное, надо спросить у мэня фто-нибудь потрудней.
— Стоп! Ты это слышала?
— Что?
— Чарли, скажи «что-нибудь».
— Фто-нибудь!
И они снова расхохотались, и Август пролил себе на рубашку шоколад.
— Простите, — сказал он. Поднялся и пошел на кухню за полотенцем. Эйприл последовала за ним.
— Послушай… — начала она. — Как думаешь, надо говорить ему или нет?
Август промокал большое коричневое пятно на груди вафельным полотенцем.
— Кажется, только хуже сделал, — заметил он.
Эйприл обняла его за шею, поцеловала.
— Так сказать ему или нет?
— Сказать что?
Эйприл забрала у него полотенце, бросила в раковину.
— Ты прав, — пробормотала она. — Только еще хуже сделал.
— Знаю. Есть у меня такой талант.
— Думаю, мы все-таки должны ему сказать.
— Погоди, — сказал Август. — Я чего-то не понял. Ты это о чем?
Она взяла его руку, положила себе на живот.
— Сам знаешь.
Август знал. Эта мысль не давала ему покоя с тех пор, как Эйприл сообщила эту новость. Как-то не верилось, что он может стать отцом во второй раз.
— Нет, не надо ему говорить. По крайней мере пока. Слишком рано.
— Знаю, — кивнула Эйприл. — Но ведь сегодня Рождество.
Август начал расстегивать рубашку.
— Я просто… Ну, не знаю.
— Мы должны подождать.
— Ты что, передумала? — спросил он.
— Возможно. Что-то ты не слишком рад.
Август стащил с себя испачканную рубашку, бросил на спинку стула.
— Ну почему же? Очень рад. Просто тут надо проявить сдержанность. Но если хочешь сказать ему — говори, я не против.
Эйприл прикусила нижнюю губу.
— Теперь не уверена.
— Тогда нам надо подождать. И потом, думаю, он больше обрадуется новой игровой приставке.
— Мне дарят новую игровую приставку?
Они обернулись. В дверях стоял Чарли.
— И давно ты здесь стоишь? — осведомилась Эйприл.
— Достаточно, чтобы узнать, что мне дарят новую игровую приставку! — ответил Чарли, и глаза его сверкали ярче огоньков на елке. — В какой коробке?
Август взял сына за плечи и повел в гостиную.
— К чему такая спешка, мистер? Сперва надо открыть коробку с подарками от бабушки Роуз.
— Фу-у, папа! Опять всякие там свитеры и носки!
— И еще, возможно, галстук. Если повезет.
Остаток дня прошел в шуршании подарочной бумаги и развешивании веток омелы. Они решили пока что не сообщать Чарли о том, что Эйприл беременна. Еще успеют, скажут обязательно. Но увы, в канун Нового года, всего за несколько дней до назначенного врачом приема она потеряла ребенка.
И Чарли они так ничего и не сказали.
Несчастье, как известно, не приходит одно. Со временем Август понял, что эта потеря стала началом конца их отношений. Он начал все чаще уезжать из города в деловые поездки, проводить больше времени с клиентами, его целиком поглощала охота за бесценными редкими книгами. Он ненавидел себя за это, но не мог остановиться. Словно искал спасение в этих занятиях, до тех пор, пока не увяз в них окончательно. А вскоре и вовсе исчез из дома.
— Мы здесь.
Август услышал эти слова, но не видел, кто их произнес. Видно, задремал, и глаза его были закрыты.
— Выглядишь неважно.
Август ощутил, как рука в перчатке смахивает кристаллики инея у него с лица. Только тут он открыл глаза и увидел перед собой Гаррета.