В маленькой секретной комнате обнаружилась старинная мебель и огромное количество книг и одежды, а также посуды, стеклянной и металлической. Отдельно, в громадном сундуке, лежала обувь, сверху заваленная разнообразными вещами вроде подзорной трубы, карманных часов, гребешков, мундштуков, странной формы баночек, курительных трубок и тому подобной дребеденью.
Снедаемый страхом, Петька набил прихваченный с собой мешок первым, что подвернулось под руку. Загасив свечу, он выбрался из тайника. Прикрыл лаз, пододвинув вплотную к стенке какой-то полуразвалившийся шифоньер, который вместе с другой рухлядью загромождал часть подвала. Выйдя на улицу и убедившись, что никто не следит за ним, аккуратно восстановил былую красоту, воткнув гвозди, державшие доски, на прежнее место. И побежал домой.
На следующее утро он позвонил из телефонной будки за углом по указанному в объявлении телефону. Запинаясь, сказал, что у него есть оставшиеся от бабушки и дедушки старые вещи, которые хотелось бы продать. Какой-то веселый мужик быстро и толково объяснил, куда и когда ему приехать.
Для начала Петька привез два старинных платья, сапоги со шпорами, странную шапочку с пером и портсигар.
– Ого, молодой человек! – воскликнул мужчина, который представился реквизитором театра, Иваном Фомичом. – Никак ваши бабушка и дедушка принадлежали к высшему обществу? Вы не из графьев случайно?
Испугавшись, Петька громко заявил:
– У меня отец – матрос, в Гражданскую воевал, от ран умер.
– Вы же сказали, что вещи бабушкины и дедушкины.
– Это не моих родственников, это родственники знакомых, – забормотал Петька, опасаясь, что его сейчас задержат и препроводят в ближайшее отделение. Однако обошлось – ему дали денег, правда немного, и попросили приносить еще. Несколько месяцев Петька исправно таскал реквизитору и костюмеру вещи из тайника. Конечно, он понимал, что антиквары заплатили бы за старинные вещи во много раз дороже, но к ним он идти боялся – там-то уж точно вопросы начнут задавать. Обращаться к барыгам тоже не стал – навидался, как они ведут дела. Эти могут и жизни лишить с помощью дружков-бандитов.
Петька с сожалением наблюдал, как постепенно тают сокровища, приносящие ему неплохой и, главное, стабильный доход. Как быть дальше, когда сокровищница опустеет?
Ответ пришел внезапно, и самый неожиданный. Такой, что вся жизнь Возницына Петра перевернулась в одно мгновенье и пошла дальше какой-то особенной, удивительной, но трагической дорогой.
* * *
В тот день Петька принес очередную партию вещей, по его подсчетам – одну из последних.
– Да, парень, ты обеспечил нас реквизитом на пятилетку вперед, – покрутил головой Иван Фомич. – Бухгалтерия уже и денег давать не хочет, но мы нажимаем.
– Да почти ничего не осталось, это последнее. Ну, может, еще разок-другой приду, и все.
– И все? – как будто огорчился реквизитор. – А мы к тебе тут привыкли уже, паренек ты неплохой, сразу видно. И оборотистый, вон как нам помог.
– Но это же по случаю, а так чего?
– Чем ты вообще, братец, занимаешься? Не пойму я что-то. Вроде не учишься нигде, не работаешь. Или я не прав?
– Ушел с завода, пока не работаю, – уклонился от прямого ответа Петя.
– А чего ушел?
– Отец умер, а мать очень больна, ухаживаю за ней, – покраснев, соврал Возницын.
– А на что живете?
– У матери пенсия, да я вот подрабатываю…
– Ну и какие планы дальше?
– Да что вы ко мне пристали? – вдруг закричал Петька. – Как хочу, так и живу, вам какое дело?
– Да никакого, в общем, – невозмутимо улыбнулся реквизитор. – Понравился ты мне, вот я подумал – вдруг пригожусь, помогу чем?
– Чем же вы можете помочь? – нагловато ухмыльнулся Возницын, припомнив, как разговаривали в подобных случаях его дворовые приятели. – Денег вот дайте побольше.
– Слушай, – не обращая внимания на вызывающий тон, сказал Иван Фомич. – Вот ты уже столько времени ходишь к нам. Но ведь собственно в театре ты еще не был. Хочешь сходить, посмотреть?
– Как это – не был? А сейчас я где?
– Ты – в помещении театра. А театр – это спектакли, актеры, музыка, настроение, чувства. Ты хоть на одном спектакле в своей жизни был?
– Не был. И не хочу, отстаньте, я не понимаю этого, – упрямо мотнул головой Петька. – Знаете, пойду я, дел еще – во! Приду на следующей неделе, принесу ремень с пряжкой, женские туфли и цилиндр смешной – можно его сложить, будет как блин.
– Шапокляк, – понимающе кивнул седой головой реквизитор.
– Что?
– Называется такой цилиндр шапокляк. С ним удобно было в гости ходить – придешь, сложишь, места не занимает.
– Мне все равно, если заплатите нормально.
Петька повернулся и направился к выходу.
– Постой, – окликнул его Иван Фомич. – Есть у тебя полчасика свободных?
– Ну, есть.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Реквизитор почти насильно увлек Петьку за собой. Он провел его по длинному, тускло освещенному коридору, подвел к высокой, красной с позолотой двери и, о чем-то пошептавшись с пожилой женщиной в униформе, провел внезапно оробевшего Возницына в большой темный зал, полный зрителей. Реквизитор усадил парня сбоку на маленький стульчик.
– Посмотри, – шепнул он ему на ухо. – Сегодня – бенефис Клавдии Лернер. Это великая актриса, еще внукам своим будешь рассказывать, что видел ее на сцене.
Трудно объяснить, что произошло дальше. Петр Возницын умер и родился заново. Уже закончились длившиеся минут сорок овации, уже актриса, провожаемая сотнями восхищенных взглядов, исчезла за тяжелым шелестящим занавесом, а зрители, оживленно переговариваясь, потянулись к выходу, уже служащие собирали в охапки и уносили со сцены роскошные букеты цветов, а Петя, словно превратившись в ледяную скульптуру, стоял, опустив руки по швам, и неотрывно смотрел туда, где скрылась маленькая хрупкая фигурка, сиявшая каким-то колдовским, неземным светом.
– Молодой человек, надо освободить зал, – подошла к нему одна из капельдинерш.
– А? – вздрогнул, словно очнувшись от колдовства, Возницын.
– Домой, говорю, пора. Что, заворожила своей игрой Лернер? Чистая Сара Бернар. А знатоки говорят, что и посильнее будет.
– Где ваш реквизитор, как найти? – осипшим голосом спросил Петя.
– Фомич-то? У себя, а тебе зачем?
– Нужен. Он меня сюда привел.
– Пойдем, провожу.
Она довела Возницына до знакомой двери, которая оказалась приоткрыта. Из помещения слышались голоса и очаровательный звонкий смех. Войдя, Петя увидел стоящих возле стола, заваленного нарядными платьями, Ивана Фомича, костюмера Мишеньку, с которым он был уже знаком, и невысокого плечистого дядьку. Впоследствии выяснилось, что это администратор театра Борис Яковлевич.