Питт напряженно смотрел на нее через стол.
– Шарлотта?
Она подняла на него глаза, чуть улыбнулась, вдруг почувствовав, как у нее перехватило горло.
– Он тоже любил ее, понимаешь? – произнесла она, с трудом сглотнув. – Я поняла это, когда он вызвался помочь мне искать Бесси Джонс в тех ужасных трущобах. Он знал, куда она ездит.
Томас поставил кружку на стол и протянул руку, чтобы взять ее ладонь. И погладил ее пальцы, один за другим. Не было никакой нужды говорить что-то еще, да ему этого и не хотелось.
Только на следующее утро, перед самым уходом Питт рассказал ей еще об одном, что его тревожило. Он сидел и зашнуровывал свои ботинки перед входной дверью, а она держала наготове его пальто.
– Адвокаты уже разобрались с наследством. Там все просто. Денег нет – после нее осталась всего пара сотен фунтов.
– Что-что? – Шарлотте показалось, что она его неправильно поняла.
Он выпрямился, и она помогла ему надеть пальто.
– После нее не осталось почти никаких денег, – повторил он. – Все деньги Уорлингэма, которые она унаследовала, пропали, за исключением двухсот четырнадцати фунтов и пятнадцати шиллингов.
– Но я думала, что их у нее много… Я хочу сказать, разве Теофилиус не был богат?
– Чрезвычайно богат. И все это пошло двум его дочерям – Пруденс Хэтч и Клеменси Шоу. Но после Клеменси почти ничего не осталось.
У Шарлотты тут же возникла скверная мысль, которую требовалось немедленно высказать вслух, иначе она будет преследовать ее до бесконечности.
– Их истратил Шоу?
– Нет. Адвокат в этом абсолютно уверен. Клеменси сама снимала огромные суммы и раздавала их разным людям – и обществам.
– Для чего? – спросила Шарлотта, хотя ответ уже начал зарождаться у нее в голове и, насколько она могла судить, в его голове тоже. – Для реформы жилищного законодательства?
– Да. По большей части для этого, насколько это известно адвокату. Но там были и другие суммы, которые он не в состоянии отследить. Переданные отдельным людям, о которых он никогда не слыхал.
– Ты намерен их отыскать?
– Конечно. Хотя, думаю, к пожару это не имеет никакого отношения. Я по-прежнему считаю, что целью покушения был Стивен Шоу, хотя у меня пока что нет никаких доказательств того, за что и почему.
– А как насчет Эймоса Линдси?
Томас пожал плечами.
– Наверное, потому что он что-то знал или о чем-то догадывался, подозревал, кто мог это сделать; возможно, сделал выводы из того, о чем обмолвился Шоу, сам не понимая значения сказанного. Или же все еще более гнусно, но и более вероятно: тот, кто это сделал, по-прежнему охотится за Шоу, а пожар был лишь неудачной попыткой убить и его. – Он снял с крючка шарф и обернул им шею, оставив концы свободно болтаться на груди. – И, конечно же, по-прежнему остается возможность, что оба пожара устроил сам Шоу: первый, чтобы покончить с Клеменси, а второй, чтобы избавиться от Линдси, потому что каким-то образом выдал себя, а тот все понял, чего Шоу и опасался.
– Но это же дико, ужасно! – с чувством воскликнула Шарлотта. – Ведь Линдси был его ближайшим другом! И зачем? Зачем Шоу было убивать Клеменси? Ты же сам только что сказал, что у нее не осталось никаких денег. Ему нечего было наследовать.
Питту очень не хотелось это говорить, отвращение было ясно написано у него на лице, когда он это говорил.
– Именно потому, что денег там никаких нет. Если все они куда-то делись, а ему нужно много денег, тогда его может выручить Флора Латтеруорт – юная, очень красивая, единственная наследница огромного состояния. А она, несомненно, очень к нему привязана, и Шоу ей очень нравится – настолько, что это уже стало предметом местных сплетен.
– Ох! – очень тихо произнесла Шарлотта, не в силах найти хоть что-то, чтобы возразить ему, хотя сама она по-прежнему отказывалась верить в подобную возможность, если ей не будут представлены неопровержимые доказательства.
Томас очень нежно поцеловал жену, и она поняла, что он понимает ее мысли и чувства и даже разделяет их. Потом он ушел, а она тут же развернулась и отправилась наверх – одеваться к предстоящей сегодня поездке с Эмили, Джеком и Грейси.
Они потратили все утро на поиски управляющей компании, а потом – огромные усилия на то, чтобы с помощью хитрости и экивоков вызнать там название адвокатской конторы, на сей раз весьма уважаемой и респектабельной, из Сити, которая занималась делами той компании, что на самом деле владела домами на Лисбон-стрит и в нескольких других местах.
В два часа дня все они сидели в теплом и чрезвычайно комфортабельном офисе компании «Уарберг, Уарберг, Бодди энд Бодди», ожидая возвращения мистера Бодди-старшего после затянувшегося ланча с клиентом. Вокруг них, взгромоздившись на высокие табуреты, сидели мрачные молодые клерки; они писали что-то аккуратнейшим почерком, готовили документы на листах веленевой бумаги, увешанных печатями красного сургуча. Мальчики-посыльные неслышно сновали туда-сюда, послушные и осмотрительные, а морщинистый старик в твердом стоячем воротничке внимательно следил за ними, не слезая со своего деревянного стула за письменным столом. Грейси, которая никогда еще не бывала ни в каких офисах подобного рода, была так поражена и возбуждена, что отслеживала каждое движение.
В конечном итоге мистер Бодди вернулся. Это оказался мужчина с серебряной шевелюрой, гладким лицом и безукоризненно вежливый как голосом, так и манерами. Он игнорировал присутствие женщин и обращался исключительно к Джеку. Такое впечатление, что он отстал от времени и все еще не признает, что женщина тоже может быть юридическим лицом и субъектом права. Для него они по-прежнему являлись приложением к имуществу мужчины: существовали, возможно, для его удовольствия, несомненно, являлись объектом его ответственности, но их не следовало ни о чем информировать и с ними советоваться.
Шарлотта рассвирепела, а Эмили сделала шаг вперед, но рука Джека остановила ее; жена поняла его тактику и подчинилась. В последние два дня она научилась совершенно по-новому уважать и ценить его способность понимать характеры людей и пользоваться этим, чтобы получать нужную информацию.
Но мистер Бодди оказался человеком совершенно иного склада, чем те, с кем они имели дело до этого. Он был обходителен, вполне уверен в своей безопасности от любых исков, и его спокойное, вкрадчиво-елейное выражение лица не менялось, пока он объяснял им с почти невежливой снисходительностью, что да, он ведет дела с недвижимостью и собирает квартплату для неких клиентов, но он не имеет права и возможности ни назвать их имена, ни раскрыть какие-либо подробности касательно этих дел. Да, совершенно верно, миссис Шоу приезжала к нему с аналогичными вопросами, но он точно так же не имел возможности на эти вопросы ответить. Он глубоко сожалеет о том, что ее судьба сложилась столь трагически – его глаза при этом оставались совершенно безучастными, – пожалуйста, примите мои самые искренние соболезнования, но факты, к сожалению, именно таковы.