— Хорошо! — сказал я. — А аппетит у тебя соответствующий! К Альфонсу надо приходить очень голодными.
Она рассмеялась:
— У меня зверский аппетит.
— Тогда пошли!
Я вдруг очень обрадовался.
* * *
Наше появление у Альфонса оказалось сплошным триумфом. Он поздоровался с нами, тут же исчез и вскоре вернулся в белом воротничке и зеленом в крапинку галстуке. Даже ради германского кайзера он бы так не вырядился. Он и сам немного растерялся от этих неслыханных признаков декаданса.
— Итак, Альфонс, что у вас сегодня хорошего? — спросила Пат и положила руки на стол.
Альфонс осклабился, чуть открыл рот и прищурил глаза:
— Вам повезло! Сегодня есть раки!
Он отступил на шаг, чтобы посмотреть, какую это вызвало реакцию. Мы, разумеется, были потрясены.
— И, вдобавок, найдется молодое мозельское вино, — восхищенно прошептал он и отошел еще на шаг. В ответ раздались бурные аплодисменты, они послышались и в дверях. Там стоял последний романтик с всклокоченной желтой копной волос, с опаленным носом и, широко улыбаясь, тоже хлопал в ладоши.
— Готтфрид! — вскричал Альфонс. — Ты? Лично? Какой день! Дай прижать тебя к груди!
— Сейчас ты получишь удовольствие, — сказал я Пат. Они бросились друг другу в объятия. Альфонс хлопал Ленца по спине так, что звенело, как в кузне.
— Ганс, — крикнул он затем кельнеру, — принеси нам "Наполеон"!
Он потащил Готтфрида к стойке. Кельнер принес большую запыленную бутылку. Альфонс налил две рюмки:
— Будь здоров, Готтфрид, свинья ты жареная, черт бы тебя побрал!
— Будь здоров, Альфонс, старый каторжник!
Оба выпили залпом свои рюмки.
— Первоклассно! — сказал Готтфрид. — Коньяк для мадонн!
— Просто стыдно пить его так! — подтвердил Альфонс.
— А как же пить его медленно, когда так радуешься! Давай выпьем еще по одной! — Ленц налил снова и поднял рюмку. — Ну ты, проклятая, неверная тыква! — захохотал он. — Мой любимый старый Альфонс!
У Альфонса навернулись слёзы на глаза. — Еще по одной, Готтфрид! — сказал он, сильно волнуясь.
— Всегда готов! — Ленц подал ему рюмку. — От такого коньяка я откажусь не раньше, чем буду валяться на полу и не смогу поднять головы!
— Хорошо сказано! — Альфонс налил по третьей. Чуть задыхаясь, Ленц вернулся к столику. Он вынул часы:
— Без десяти восемь ситроэн подкатил к мастерской. Что вы на это скажете?
— Рекорд, — ответила Пат. — Да здравствует Юпп! Я ему тоже подарю коробку сигарет.
— А ты за это получишь лишнюю порцию раков! — заявил Альфонс, не отступавший ни на шаг от Готтфрида. Потом он раздал нам какие-то скатёрки. — Снижайте пиджаки и повяжите эти штуки вокруг шеи. Дама не будет возражать, не так ли?
— Считаю это даже необходимым, — сказала Пат. Альфонс обрадованно кивнул головой:
— Вы разумная женщина, я знаю. Раки нужно есть с вдохновением, не боясь испачкаться. — Он широко улыбнулся. — Вам я, конечно, дам нечто поэлегантнее.
Кельнер Ганс принес белоснежный кухонный халат. Альфонс развернул его и помог Пат облачиться.
— Очень вам идет, — сказал он одобрительно.
— Крепко, крепко! — ответила она смеясь.
— Мне приятно, что вы это запомнили, — сказал Альфонс, тая от удовольствия.
— Душу мне согреваете.
— Альфонс! — Готтфрид завязал скатёрку на затылке так, что кончики торчали далеко в стороны. — Пока что всё здесь напоминает салон для бритья.
— Сейчас всё изменится. Но сперва немного искусства.
Альфонс подошел к патефону. Вскоре загремел хор пилигримов из «Тангейзера». Мы слушали и молчали.
Едва умолк последний звук, как отворилась дверь из кухни и вошел кельнер Ганс, неся миску величиной с детскую ванну. Она была полна дымящихся раков. Кряхтя от натуги, он поставил ее на стол.
— Принеси салфетку и для меня, — сказал Альфонс.
— Ты будешь есть с нами? Золотко ты мое! — воскликнул Ленц. — Какая честь!
— Если дама не возражает. — Напротив, Альфонс!
Пат подвинулась, и он сел возле нее.
— Хорошо, что я сижу рядом с вами, — сказал он чуть растерянно. — Дело в том, что я расправляюсь с ними довольно быстро, а для дамы это весьма скучное занятие.
Он выхватил из миски рака и с чудовищной быстротой стал разделывать его для Пат. Он действовал своими огромными ручищами так ловко и изящно, что Паг оставалось только брать аппетитные куски, протягиваемые ей на вилке, и съедать их.
— Вкусно? — спросил он.
— Роскошно! — Она подняла бокал. — За вас, Альфонс.
Альфонс торжественно чокнулся с ней и медленно выпил свой бокал. Я посмотрел на нее. Мне не хотелось, чтобы она пила спиртное. Она почувствовала мой взгляд.
— За тебя, Робби, — сказала она.
Она сияла очарованием и радостью.
— За тебя, Пат, — сказал я и выпил.
— Ну, не чудесно ли здесь? — спросила она, всё еще глядя на меня.
— Изумительно! — Я снова налил себе. — Салют, Пат! Ее лицо просветлело:
— Салют, Робби! Салют, Готтфрид!
Мы выпили.
— Доброе вино! — сказал Ленц.
— Прошлогодний "Граахский Абтсберг", — объяснил Альфонс. — Рад; что ты оценил его!
Он взял другого рака и протянул Пат раскрытую клешню.
Она отказалась:
— Съешьте его сами, Альфонс, а то вам ничего не достанется.
— Потом. Я ем быстрее всех вас. Наверстаю.
— Ну, хорошо. — Она взяла клешню. Альфонс таял от удовольствия и продолжал угощать ее. Казалось, что старая огромная сова кормит птенчика в гнезде.
* * *
Перед уходом мы выпили еще по рюмке «Наполеона». Потом стали прощаться с Альфонсом. Пат была счастлива. — Было чудесно! — сказала она, протягивая Альфонсу руку. — Я вам очень благодарна, Альфонс. Правда, всё было чудесно!
Альфонс что-то пробормотал и поцеловал ей руку. Ленц так удивился, что глаза у него полезли на лоб.
— Приходите поскорее опять, — сказал Альфонс. — И ты тоже, Готтфрид.
На улице под фонарем стоял наш маленький, всеми покинутый ситроэн.
— О! — воскликнула Пат. — Ее лицо исказила судорога.
— После сегодняшнего пробега я окрестил его Геркулесом! — Готтфрид распахнул дверцу. — Отвезти вас домой?
— Нет, — сказала Пат.
— Я так и думал. Куда же нам поехать?