— Ах, милорд… я… я так рада вам!
— Да, но я задержусь ненадолго. До ужина еще надо поддержать лорда Уолвермера. Этот безнадежный кретин хочет отказаться от реквизиции флота. Я должен вернуться на Уайтхолл через… скажем, час. Уйма времени. Эй, это что?
У Джека окостенела спина. В щель он увидел, как по полу задвигались тени. Джек приготовился к худшему. Лорд шел к столу.
— Персики из «Горшка с ананасами»! Кто их прислал тебе? Я?
— Вы, конечно же… вы так заботливы.
Голосок Фанни звучал по-прежнему безмятежно. Это при том, что она едва не сидела у Джека на голове.
Раздалось чавканье.
— Отменный вкус. Замечательно. Контрабандный бренди вместо паскудного нашего… отличная вещь.
Новое чавканье. Наконец лорд насытился.
— Почему ты стоишь столбом, Фанни? Изображаешь памятник, а?
— Нет. Я… я просто подумала, что… может быть, вам захочется… послушать стихи.
— Стихи? У меня на уме нечто другое. Нет времени, ты должна бы понять.
— О, они очень коротенькие. Я написала их… специально для вас. Чтобы… ну, в общем… вас позабавить. И… ммм… посильней распалить.
— Ага. — В ворчание лорда вплелись похотливые нотки. — Тогда хорошо, почему бы и нет? Но… не затягивай все это, ладно?
— Сядьте, прошу вас. Садитесь, милорд.
Скрипнули половицы. Лорд Мельбури отошел от стола. Джек несколько раз встречался с ним, ибо тот был большой театрал и покровительствовал драматургам, а некоторых из них даже брал на полное содержание и лелеял и холил, как иные — породистых рысаков. Леди Джейн некогда тоже была предложена подобная честь, но предложение отозвали, когда она отказалась отблагодарить мецената чем-то более существенным, чем слова. Лорд был крупным мужчиной, но при этом ухватистым и проворным. К тому же он слыл чуть ли не лучшим во всем королевстве стрелком. Эта мысль заставила Джека еще больше поджаться, несмотря на сильные боли в онемевших ногах.
Под грузным седалищем его светлости застонала софа.
— Замечательно. Начинай.
Джек гадал, что задумала Фанни. Прочесть что-то из классики? Или выдать экспромт? И то и другое ей было доступно. Она, как-никак, провела много времени на подмостках, и у нее имелись мозги. Ноги ее чуть разжались, словно она потянулась к чему-то, затем вновь превратились в тиски.
— «Благоговейный разговор при свечах», — донеслось до ушей пленника, и он едва не вскрикнул от неожиданности.
Вот это да! Его, кажется, вознамерились обокрасть!
На него вдруг напал безудержный смех.
Ну и дела! Нет, и вправду, на что надеется эта красотка? На чудо? Так перед ней не эпическая поэма. Шестнадцать строк, как их ни растягивай, — мелочь, пустяк. Да и потом после них, несомненно, пылкого лорда потянет на действо, свершиться которому он своим появлением помешал. Вот выйдет номер, когда они тут столкнутся! То-то будет веселье, когда лорд обнаружит его.
Джек вновь затрясся в беззвучных конвульсиях. Он понимал, что это истерика и что Фанни чувствует это и злится, но ничего поделать не мог.
Декламация над ним между тем стала напоминать погребальную песнь.
Лорд попытался подбодрить исполнительницу.
— Не тяни, девочка. Ты молодчина, но у меня — увы! — много дел.
Припадок прошел, однако… Джек стал задыхаться. Львиную долю воздуха в его убежище съел глупый смех. Теперь он старался дышать как можно реже, боясь упасть в обморок. Надо держаться, надо быть начеку. У Фанни наверняка имеется план, как выпутаться из нелепейшей ситуации, и Джеку нужно верно отреагировать на ее малейший сигнал.
Чтение кончилось. Лорд Мельбури захлопал в ладоши.
— Браво, милая, браво. Очень пикантно и… прямо в точку. Это… действует. Ты совершенно права. — Софа снова скрипнула, Мельбури встал. — А теперь…
В этот миг Фанни вдруг пронзительно взвизгнула:
— Ах! Что это там?!
— Проклятье! Что? Где?
— Там, милорд! За вашей спиной! На стене! Посмотрите же, что там?
Ее бедра чуть напряглись и разжались. Это был безусловный намек, и Джек подобрался. Через мгновение кринолин взлетел вверх. Лорд, повернувшись спиной к столу, рассматривал стену. Окно было распахнуто. Джек рванулся к нему и… с глухим стуком шлепнулся на ковер. Ленты подвязок каким-то образом опутали ему ноги.
Лорд Мельбури обернулся. Его физиономия, чем-то напоминавшая морду лосося, что неустанно эксплуатировалось газетчиками, приобрела теперь совершенное сходство с карикатурами на нее. Глаза выпучены, рот глупо разинут, нижняя челюсть отвисла чуть ли не до груди. Джек, наполовину вылезший из-под платья, мило заулыбался. Он понятия не имел, что тут можно сказать. Как, по-видимому, и прочие участники сцены. Общее оцепенение длилось несколько бесконечных секунд. Затем все разом вскричали:
— Абсолют-младший!
— Ваша светлость!
— Милорд, я вам все объясню!
Последнее, впрочем, вряд ли было возможно. Фанни в свое время числилась незаурядной лицедейкой, но из такого положения не смогла бы выпутаться и гениальная актриса. Лорд Мельбури, лицо которого пошло пятнами, медленно выпрямился, сжимая громадные кулаки.
— Щенок! Как ты посмел?! Я… я…
Фанни нагнулась, сдирая ленты с лодыжек своего подопечного.
— Убирайся! Немедленно! — прошипела она.
Джек был не из тех, кому надобно повторять что-то дважды. Он моментально вспрыгнул на подоконник, вывалился из окна и, перемахнув через балюстраду, полетел, хватаясь за виноградные плети, к земле. Возле калитки его догнал разъяренный голос:
— Я тебя знаю, щенок! Тебя и твою ублюдочную семейку! И ты мне заплатишь! За все заплатишь! Клянусь!
— …И пусть все, кто узнает, отныне живут в вечном страхе, ибо мы — Волк, Медведь, Змея и Ястреб — объявляем двадцать восьмое апреля тысяча семьсот пятьдесят девятого года днем возрождения древнего ордена могавков, наводившего ужас на улицы Лондона в правление покойной непорочной матери нашей нации, королевы Анны.
— Йеу-ха-ха! Йеу-ха-ха!
Низкий голос Маркса резко возвысился.
— Мы станем такими же дикими и свирепыми, как и наши предшественники, властвовавшие на территориях от Гардена и до Малла [48] . И мы вновь прославим тех дикарей, что живут в лесах наших колоний и чье имя мы носим.
— Могавков! — раздался всеобщий крик.
— Как мы же будем прославлять их, Медведь? — вопросил Джек.
— Исполнением ритуалов, Волк, — ответил Маркс.