— Да что ж это такое! Да зачем?! — в ярости и отчаянии выкрикнул Джастин. — Дайред! Я иду!
Как он распутал узел веревки, неведомо. Почему пало наложенное Дарганом заклинание — тоже никто не понял. Быть может, отчаяние и благородный гнев мальчишки-рыцаря пересилили чары мертвого алкмаарца. Так или иначе, но ярость придала силы Джастину, в следующий миг путы его лежали на земле, а сам он мчался вниз по склону, безоружный, не ведая, как он может помочь своим в этой страшной битве, но уверенный, что должен непременно вступить в бой рядом с братом. Мысль, что все будет кончено, прежде чем он достигнет расположения имперцев, даже не пришла ему в голову.
Он знал одно: в этот миг имперский рыцарь должен быть там, среди своих.
— Ах, мерзавец! — завопил Идразель и кинулся за беглецом по склону вниз.
Джастин несся, не замечая ничего вокруг. Как он при этом не споткнулся о какой-нибудь камень, не упал и не сломал себе ногу или шею — неведомо.
Дарган вскочил на коня — спускаться верхом по крутому склону было немыслимо, да и не нужно. В следующее мгновение Бешеный парил, опускаясь вдоль почти отвесного склона, легко перебирая ногами, лишь изредка отталкиваясь копытами от камня, когда какой-нибудь выступ оказывался в опасной близости. По мере того как конь спускался в долину, менялась панорама битвы — то, что при взгляде сверху казалось абсолютно ясным, теперь смешивалось, смещалось, превращалось в кровавую кашу. Даргану на миг показалось, что кровь затопляет поле, и в алых волнах тонут рыцари Империи вместе с проклятыми.
Джастина Дарган опередил. И не только Джастина, но и демонолога. Когда юный рыцарь достиг подножия горы, алкмаарец попросту прыгнул на беглеца сверху, подминая его под себя. Джастин дернулся, но безрезультатно — Дарган держал его мертвой хваткой, прижимая к земле.
В следующий миг на тропинке показался демонолог.
Не говоря ни слова, он обнажил клинок и шагнул к пленнику.
— Нет! — Дарган поднялся, ухватил мальчишку за ворот камзола и повесил на бивень своего скакуна, как вешают одежду на крюк.
Джастин беспомощно дрыгнул ногами — до земли он не доставал, поскольку Бешеный продолжал парить в воздухе. Конь решил, что эта такая забава, и попытался достать парня, но ничего не получалось — как ни тянул конь шею, юноша оставался все на том же расстоянии от его зубов.
— Он бежал и заслуживает смерти! — заявил Идразель, пытаясь добраться до Джастина.
Но на его пути стоял Дарган с обнаженным клинком в руке.
— Нет! — Алкмаарец взмахнул мечом перед носом демонолога и заставил того отступить. — Ты его не убьешь.
Демонолог прищурился. Но алкмаарца окружал красноватый ореол магии — и пробиться сквозь эту защиту было не просто.
А сталь тем и хороша, что, в отличие от магии, действует на любого. Ну или почти на любого.
— Почему? — вопрос Идразеля.
— Мой конь сыт и может не жрать мертвечину еще добрых дней пять. А трупов… — жест в сторону поля, откуда долетали яростные вопли. — По-моему, трупов достаточно.
— Что-то я не понял, ты что, за имперцев? — Демонолог прищурился.
— Я ни за кого. Я только за себя, за Тейру и за тех, кого назову друзьями. Я — за Алкмаар, но Алкмаара больше нет. Орды нежити — это уже не Алкмаар. Помнится, и ты говорил, что не служишь проклятым, что ушел от них навсегда… Что имперцы нужны нам только для того, чтобы пройти по землям эльфов. Разве не так?
— Так, — не слишком охотно согласился демонолог. Как видно, прежняя его натура брала верх над новой ипостасью.
Бешеный рассерженно заржал — Джастин, что болтался у него перед мордой, как морковь на веревке, оставался по-прежнему недостижим.
— Тогда ответь, зачем убивать мальчишку?
Хотя годами они были почти равны — Дарган чуть более богат годами, но именно чуть, — алкмаарец чувствовал себя старше Джастина на годы и годы — а если быть точнее, то на целую жизнь, которую он утратил.
— Но этот парень хотел привести своих… Не думаю, что паладины Империи стали бы разбираться, на сколько мы преданы своим богам, — нахмурился демонолог.
— Уже не приведет! — заверил Дарган.
Было трудно с ним не согласиться, глядя, как болтается подвешенный за шкирку Джастин.
— Он опасен. Удрал один раз — удерет еще, — по-прежнему не желал уступать Идразель.
— Ничего подобного! Надо просто заставить дать его клятву… всех заставить дать клятву, что они не сбегут! — осенило Даргана. — Они же рыцари и обязаны держать слово…
— И благополучно его нарушат, — скептически заметил демонолог.
— Не нарушат. Я скреплю их клятву магией своего талисмана.
Дарган коснулся груди — там, где под одеждой был спрятан «Свет души».
— Что-то узлы на веревке твой талисман не удержал… — напомнил Идразель, но уже чуть более миролюбиво.
«Магия Цесареи была слишком светлой, чтобы удержать пленника, а вот магия из алтаря первосоздателя Бетрезена — в самый раз», — чуть не ляпнул Дарган, но вовремя сдержался.
— Ничего, теперь я сделаю все правильно! — заявил он.
— Хочешь сказать, что магии твоего талисмана хватит, чтобы скрепить клятву шести человек, учитывая, что трое из них рыцари? — с сомнением спросил Идразель.
При этом он сделал очень быстрый шаг в сторону, рассчитывая обогнуть Даргана. Не тут-то было — новый круговой взмах клинка заставил демонолога податься назад.
— Хватит, — ответил Дарган, с вызовом взглянув в лицо ненадежному союзнику. — Моей магии хватит, чтобы связать сотню рыцарей и одного демонолога, поверь!
Идразель замер. Он поверил. И понял одну странную вещь: талисман Даргана сделался гораздо сильнее. Настолько сильнее, что…
Демонолог не стал продолжать сравнение.
— Хорошо, — уступил Идразель. — Заставь их поклясться. Так будет даже проще — не придется постоянно проверять путы и тащить пленников за собой на веревке или везти на лошадях, как кули.
Демонолог демонстративно вложил кинжал в ножны. Дарган последовал его примеру. В следующий миг алкмаарец сдернул пленника с бивня своего коня и перебросил мальчишку поперек седла, а следом сам вскочил на коня смерти.
— Наверх! — приказал летающему скакуну.
В ответ тот рассерженно заржал.
— Я же сказал: наверх! У тебя и так брюхо забито под завязку. Сожрешь еще одного — лопнешь!
Кажется, эта лекция о взвешенном питании вразумила Бешеного, он лишь мотнул головой, звякнул железными удилами и стал медленно карабкаться в гору. На этот раз без всяких летательных эффектов — упрямо ступал по крутой каменистой тропинке. Запах отнятой добычи вел его наверх и заставлял то и дело рассерженно ржать. Пламя на копытах то вспыхивало, опаляя придорожную траву, то гасло.