Одно было не ясно — почему исчез магический след медальона? Объяснение напрашивалось одно-единственное: его заслонила какая-то другая, куда более сильная магия.
* * *
Бежавшего лучника в отряде прозвали Хорем или Хорьком — за острую мордочку и маленькие черные глазки. Он был хитер, трусоват, а в недавнем крестьянском прошлом частенько бит за свою лень и страсть к мелкому плутовству.
Из троих сыновей в семье он был младшим, к тому же рос мелким, узкоплечим, хотя и жилистым. Братьям он досаждал, отца и мать не радовал. То ли характер у него от рождения был подлый, то ли родители сразу же дали ему понять, что он в доме лишний, но Хорька все время гнали за порог. Хозяйство держалось на старших, уже женатых братьях, а Хорь годами равнялся своим племянникам. Но дети не любили его и не брали в игры. Он мстил им мелочно и зло. Его пытались приспособить к какому-нибудь делу в хозяйстве, но нигде не могли найти применения. За что бы он ни брался, все делал из рук вон плохо. Отец даже пытался его женить на такой же затюканной малолетней девчонке, но из этой затеи опять же ничего не вышло, девчонка сбежала из-под венца.
Когда Хорю исполнилось семнадцать, отец отвез его в ближайший город и отдал в лапы вербовщику в обмен на мешочек медных монет.
В казарме его первым делом избили и отобрали зашитые в рубаху медяки. Он попытался монеты вернуть, то есть укрась, снова был бит, причем куда сильнее прежнего. На стрельбище он оказался последним из новобранцев. Поначалу его стрела попросту не долетала до выставленной в двухстах шагах цели, потом плеть десятника и долгие тренировки добавили силу рукам и всему телу. Хорек научился пускать стрелу на большое расстояние, но в цель все равно попасть не мог — деревянная мишень с нарисованным на уровне человеческой груди кругом казалась третьему крестьянскому сыну заколдованной.
Десятник даже приносил пару раз для неумелого новобранца эликсир меткости, потом эликсир ловкости — все без толку, ни один волшебный состав не мог обучить Хорька искусству стрельбы. Посему в день, когда другие новобранцы покинули учебную казарму, дабы отправиться на войну с проклятыми, Хорь остался на нарах. С месяц он обретался в казарме один — обустроил себе закуток, притащил туда всякий хлам, а главное, выменял на украденное из конюшни зерно здоровенный меч как символ своей мощи. Меч был из дешевой, «кочережной» [1] стали и плохо сбалансирован, но вид имел грозный. Хорю казалось, что о нем позабыли.
Но миновал месяц, и казарму заполнили новички. В этот раз Хорьку показалось, что он видит три десятка двойников — все эти ребята, мало приспособленные к военному делу, лук видели только в чужих руках, могли пахать и косить, но не умели сражаться. На Хорька они смотрели с уважением — почти как на десятника. И боялись ничуть не меньше, ибо приняли незадачливого лучника за помощника своего командира. Миг был сладкий. Хорек уже вообразил, что он и в самом деле в казарме оставлен для воспитания молодняка, и спешно принялся за дело. Перепуганные до смерти пацаны мыли и скребли полы, стирали Хорьку одежду, приносили для него с кухни наваристую похлебку и каждый день собирали для своего командира мзду в виде тридцати медных монет — по монете с носа. Три дня Хорек благоденствовал, а на четвертый вечер выбрал из новобранцев самого безответного, отвел к себе в закуток и велел снять штаны. Тот что-то пытался проблеять в ответ, рыпнулся, заголосил, но Хорек зажал ему рот рукой. Да только сделать ничего не успел — мощная рука десятника ухватила его за ворот и выволокла вон из казармы. Десятник лично избил Хоря под радостные вопли дохляков, а затем препроводил в другую казарму — под начало страшного и, как показалось Хорьку, безумного Нигеля.
Благоденствие кончилось. Два дня Хорек трясся — не как хорек, а как трусливый зайчишка, уверенный, что теперь его ждут легионы проклятых, чтобы растерзать на мелкие куски. Его товарищи по казарме тряслись не меньше. Один попытался бежать, его поймали и повесили. Все молились.
Известие что их отправляют не в бой, а всего лишь сопровождать монахиню в Ниинорд, вернуло новоиспеченным лучникам уверенность: не зря они молились, Всевышний снизошел до них и явил свою милость.
Как выяснилось позже, Всевышний явил милость лишь одному Хорьку — все остальные погибли в сражении с демонологом и его сектантами.
А Хорек отделался потерей сознания и мучительной головной болью. Но в тот день, когда с высоты холма Хорь увидел сражение имперцев с легионами проклятых, его обуял безумный необоримый страх. Страх оказался сильнее алкмаарской магии и помог развязать заговоренный узел. Ничего не соображая и ничего не видя, Хорь скользнул в кусты, как будто в самом деле был диким зверем. Нырнул в то самое мгновение, когда Джастин завопил и ринулся вниз с холма. Демонолог и Дарган устремились за Джастином, исчезновения же Хоря никто не заметил до тех пор, пока горе-лучник не очутился на соседнем склоне. Но и тут ему повезло: никто его не преследовал, никто по нему не стрелял.
До самого заката бежал Хорь, не останавливаясь. Бежал не к своим — свои бы живенько определили его в отряд, а то и повесили как дезертира. Нет, в армию Империи Хоря никакими сладкими посулами или угрозами теперь не заманишь. Хорь бежал к нейтралам. На границах Империи таких полным-полно — можно укрыться в какой-нибудь норе и пересидеть схватку или даже примкнуть к шайке разбойников. Да, да, разбойники — это то, что сейчас надо Хорю. Со временем Хорь непременно сделается у разбойников атаманом, те три сладких дня верховенства в казарме навсегда отравили его сердце жаждой неограниченной власти над душой и телом.
Первым делом Хорек сбросил с себя нагрудник со знаком Империи, однако оставил сапоги и широкие штаны пехотинца — не разгуливать же по округе нагишом. Но форма его превратилась в серое рванье, а сапоги поистрепались и лопнули так, что пальцы вылезали наружу. Узнать по этим отрепьям лучника можно было с большим трудом. Да и мало ли дезертиров в окрестных лесах? Наверняка полно.
Вечером Хорь остановился у ручья, напился и поужинал сбереженным с завтрака сухарем. Шел дождь, в животе противно урчало. Где-то ухала ночная птица, ей протяжным воем отвечал волк. Хорь попытался найти какую-нибудь ель с ветвями шатром до земли, чтобы укрыться от дождя, но попадались лишь голые стволы, внизу утыканные засохшими ветками. Внезапно рядом послышался треск валежника — кто-то большой и наглый пробирался прямиком через лес. Позабыв обо всех своих грандиозных планах по возглавлению разбойничьей шайки, Хорек ринулся бежать по тропинке — благо вдоль дороги росли черные голые кусты, в которых перемигивались зеленые магические огоньки, и путь можно было различить без труда. Кто-то говорил Хорю, кажется, еще бабка в далеком детстве, что это души злобных людей, которые не нашли успокоения после смерти, прячутся в кустах и, иссушая их, набираются сил, чтобы превратиться в полноценные привидения. Хорю было плевать на эти байки. Он несся сломя голову, и крики ночного леса прибавляли прыти его несчастным ногам.
Потом он налетел на нечто огромное, черное, посреди дороги. Поначалу Хорю показалось, что это скала. Скала загремела, потом яростно боднула беглеца в бок, Хорек отлетел на пять или шесть шагов и шлепнулся на задницу. Скала впереди фыркнула и, как показалось Хорьку в мутном зеленоватом свечении кустов, покачала головой.