Потом у основания скалы что-то блеснуло, вспыхнули огоньки, и Хорь различил объятые огнем копыта и могучие ноги скакуна. Конь рассерженно ударил копытом о землю, и желтые искры полетели во все стороны, распугивая зеленые огоньки-привидения в кустах. Тогда Хорь понял, что перед ним конь рыцаря смерти. В первый момент Хорек подумал, что это Бешеный, и, значит, треклятый Дарган все же его настиг, потом Хорь сообразил, что не Дарган сидит в седле. Дарган носил лишь защитный нагрудник, а этот был закован в сталь с головы до ног, и вороненый металл был разрисован белым узором — кости скелета выполнены были столь искусно, что казалось, будто на коне смерти восседает мертвец. К тому же в темноте они слабо-слабо светились. На голове всадника тускло поблескивал обруч из золоченых (или золотых?) пластин.
— Ты видел Даргана? — всадник вытянул в сторону Хорька руку в латной перчатке, и с металлической пластины сорвался зеленый огонь.
Хорьку показалось, что пламя ударило ему в лицо.
Он зажмурился.
— В-видел, с-скот, ты видел Даргана? — прошипел всадник.
— Он там, в отряде… — Хорек, не раскрывая глаз, ткнул себе пальцем за спину.
— Ты был с ним?
— Был. Но бежал.
— Где они?
— Сейчас — не знаю. Днем сидели на поляне возле развалин. Ты найдешь эти камни непременно — там древний замок, его башня торчит, как могильная игла, видна отовсюду. Да и перевал не проехать не миновав развалины.
— Будешь показывать мне дорогу, иначе убью! — потребовал всадник.
— Конечно, господин, очень хорошо… господин… — пробормотал Хорь. — А позволь узнать, господин, кто ты?
— Зитаар! Рыцарь смерти.
— Как Дарган?
— Дарган не рыцарь! Он — мразь! — взревел чудовищный всадник.
Душа Хорька ушла в пятки.
— Вперед! — приказал Зитаар.
Но тут что-то скатилось с ветки, что-то черное, лохматое, похожее на огромный колючий ком, и вцепилось всаднику в спину.
Повторять дважды Хорю было не надо. Он подпрыгнул высоко-высоко, пискнул и помчался со всех ног.
Клинок рыцаря смерти свистнул, озаряя все вокруг зеленым огнем. Но ясно было, что метит он совсем не в беглого лучника.
Хорь ощутил лишь свист ледяного воздуха над головой. Юркнув между кустами, он кубарем скатился в ложбину. Выбрался наверх и прыжками поскакал дальше, повизгивая от ужаса. Он несся сквозь мокрые кусты, ветви хлестали его, капли дождя насквозь промочили лохмотья. Он бежал до тех пор, пока не увидел впереди пламя костра. Радостно-желтый живой огонек, в отличие от зеленого огня, магического, показался в этот миг бесконечно дружелюбным.
Хорек заголосил: «Помогите» и вылетел на поляну.
Вокруг костра кружком сидели люди в черных куртках с капюшонами. Над костром, подвешенная к жердине за ноги, жарилась оленья туша. Стреноженные кони паслись в стороне. На дереве висел совершенно голый человек с отрезанными ушами и носом. В паху зияла ало-черная дыра, и все ноги повешенного были залиты кровью.
Хорек застыл, глядя круглыми от ужаса глазами на сидящих у огня. Один из них медленно поднялся. Он был выше других, в лиловом плаще, отороченном волчьим мехом. Черные длинные волосы свисали слипшимися прядями вдоль его узкого горбоносого лица. Один глаз был прикрыт черной повязкой.
— Кто ты? — рыкнул головорез, и кривой клинок с противным вжиканьем вышел из ножен.
Хорек попал туда, куда мечтал попасть — к разбойникам.
— Ребята! Дорогие! — завопил Хорь и повалился на колени, протягивая руки к сидящим. — Как я рад!
Целый день ушел на то, чтобы обогнуть долину. Ночевали в лесу, выставив часовых. Сектанты спали отдельно, рыцари и прочие имперцы — отдельно. Для монахини Ренард устроил из лапника удобный шалаш. Ренард долго не мог уснуть, лежал и слушал, как бьет о ствол дерева сломанным бивнем конь смерти. Остальных лошадей пришлось стреножить и отправить пастись под присмотром Эмери — живые скакуны боялись черной твари не меньше, а может быть, и больше, чем волков.
После полуночи Эмери должен был сменить Джастин. Голубоватый, похожий на молоко туман окутывал лес, он плыл длинными рыхлыми прядями, цепляясь за ветки деревьев и кустов, и слегка светился. В его извивах мелькали чьи-то лица, едва приметно контуром, намеком. Души павших в битве покидали долину.
Ренард разбудил Гоара и указал на пряди тумана.
— Эльфийская волшба, — пробормотал Гоар.
Подошел Идразель, дохнул и прогнал туман.
В лесу царила удивительная тишина — лишь слышно было, как фыркают и переступают стреноженными ногами кони на поляне, срываются с листьев капли влаги да еще время от времени пытается напевать Эмери, борясь со сном.
Пошел мелкий дождь.
Ренард поднялся, направился к Эмери, ткнул того в плечо и указал глазами на лежащий на земле нарубленный лапник — мол, топай, спи. Тот благодарственно кивнул, шмыгнул носом и потрусил на место следопыта.
Гоар перевернулся на спину и стал храпеть.
Ренард мерил поляну шагами и думал. Одна неприятная, одна тревожная ядовитая мыслишка сверлила мозг.
То и дело он останавливал свой взгляд на Даргане. Тот лежал неподвижно, не шевелясь, с закрытыми глазами. Спит или притворяется? Вообще говоря, как должны вести себя покойники? Ясное дело — погрузиться в вечный покой, как и положено мертвым. Ну а такой, как Дарган? Он ведь, кажется, вообще не спит?
Ренард развернулся и направился прямиком к алкмаарцу. Двигался следопыт неслышно, ступал мягко, ни одна ветка под ногой не дрогнула, ни один камешек не зашуршал.
— Ты спишь? — спросил Ренард, остановившись подле лежавшего.
— Нет, — донесся шепот не громче шуршания листвы.
— Тогда почему закрываешь глаза?
— Чтобы стервятники не выклевали.
— Если тебе не надо спать, почему не встанешь на пост вместо одного из наших?
— Встану. Но только вместе с Иргом.
Дарган сел, поднял веки и кивнул в сторону спящей Тейры.
— Понятно, — усмехнулся Ренард. — Эта девушка — твоя невеста? Ну… то есть была… когда ты был жив.
— Нет, — покачал головой Дарган. Мгновенно нахлынуло прошлое — Лиин, день свадьбы, чума. — Нет. Я встретил ее уже здесь, в пограничных землях. Она — единственная уцелевшая. Единственная живая из Алкмаара. А моя невеста, Лиин, она исчезла. Но я верю, что найду ее. И непременно — живой.
— Жаль, что не невеста… — Ренард кашлянул. — Когда ты смотришь в другую сторону, Тейра просто пожирает тебя взглядом. И в глазах ее такая страсть… такое желание. Иногда мне кажется, что одна ее любовь может тебя исцелить, но иногда… что она может тебя убить, если ты воскреснешь и скажешь, что любишь другую.