— Они пришли вдвоем, — продолжал мальчишка. — Владыка и господин комендант. Своим людям он запретил с собой ходить. И никакого оружия у них не было. Эти «мудрые наставники» заманили их в ловушку и чуть было не погубили! Владыке и господину коменданту удалось как-то вырваться и даже выгнать всех бунтовщиков наверх. А там уж подоспели все те, кому этого бунта не хотелось. Ох, и знатная драка вышла. Я там случайно оказался, так три шестеренки и одну пружину как потерял, так до сих пор и найти не могу! А владыка с комендантом не спит, это тоже вранье, они просто целуются, и все!
— Просто целуются?! — возопил старейшина таким тоном, словно худшего греха и измыслить нельзя было, словно каждый поцелуй прожигал в мироздании дыру размером с самого старейшину и тот страшно боялся вывалиться наружу.
— И ничего тут такого нет, — возмутился мальчишка-гном. — Мы с Жаннет тоже поцеловались, когда моя птица полетела. Ну и что?! Радость-то какая! Так и у них ведь повод был, когда они бунт ваш проклятый вдвоем одолели!
— Владыка, как ты можешь верить этому болтливому сопляку?! — возмущенно заорал один из старейшин.
— У «болтливого сопляка», старейшина Айхенбрехер, три насечки на мастерском обруче, а у тебя — две. И всегда будет — две, — усмехнулся Якш.
— Он — мальчишка, щенок! — вопил Айхенбрехер.
— Он — мастер! — тяжело, словно молотом приложил, промолвил Якш. — А ты — забываешь наши законы!
— Ты их очень-то помнишь! — ответно взвился старейшина. — Ушел, бросил всех!
— Догадайся, что бы с вами было, вздумай вы при мне бунт устроить, — мягко и страшно улыбнулся Якш. — Судя по тому, как вы сейчас орете, вас ведь даже не наказали как следует. А что касается того, кто с кем спит… Разве ваше это дело — свои носы в чужие спальни совать?
— Якш, вернись, — прошептал кто-то из старейшин. — Вернись к своему народу!
— Я вернулся, — пожал плечами Якш. — Или кому-то кажется, что он видит мой призрак?
— Вернись как владыка, как вождь своего народа, — продолжал старейшина.
— Посмотрим, — легкомысленно отмахнулся Якш. — У меня будет время поразмыслить об этом, а сейчас… сейчас вы мне очень все мешаете… — он наклонился и подобрал оброненную шестеренку, сдувая с нее песок. — Сейчас я занят. Занят чем-то действительно важным, а не вашими натужными глупостями. Брысь отсюда!
Пятясь и кланяясь, старейшины удалились.
— Он обещал подумать! — восклицал один из них.
— Он подумает! — убежденно вторил другой.
— Вот-вот! — радостно басил третий.
— И решит! — донеслись до Якша сумбурные возгласы старейшин.
Якш поморщился.
— Вот же дурачье! — покачал он головой.
— От них вред один, — буркнул мальчишка-гном. — Ничего толком не умеют, ничего не знают и знать не хотят. Только ходят руки в боки и ко всем цепляются. И то им плохо, и это нехорошо!
— Действительно, ужасно, — согласно кивнул Якш. — Вот только… они старые дураки, а ты — мастер, да не абы какой, а с тремя насечками, верно?
— Верно, — чуть насторожился мальчишка-гном.
— Так с кого больше спросится, за то что они «руки в боки ходят и ко всем цепляются»? — вопросил Якш. — Со «старых дураков» или с мастера с тремя насечками?
— С меня?! — ахнул мальчишка. — Но… что же я могу?
— Подумай об этом, — улыбнулся Якш. — И других молодых попроси подумать. Чем жаловаться на стариков, лучше подумайте, к какому бы делу их пристроить, да так, чтоб у них ни сил, ни желания на всякие глупости не оставалось.
— Да они откажутся! — обиженно выпалил мальчишка. — Им предлагали! Им чего только не предлагали, а они…
— Плохо предлагали, значит, — оборвал Якш.
— Плохо? Да им владыка чего только не предлагала, как только не уговаривала!
— Владыка, говоришь… А все остальные, что — сложили руки, сидят и ждут, пока она все за вас сделает?
— А что мы можем, если они от всего отказываются?
— А ты подумай, как предложить так, чтоб они не отказались или… чтоб не догадались о том, что им что-то предлагают, чтоб решили, что сами до этого додумались. А заодно подумай, чем бы это могло быть, — сказал Якш.
— Что ж, подумаю, — солидно кивнул мальчишка. — А теперь давай вернемся к нашей машине.
— Машина твоя, — возразил Якш.
— И твоя тоже, — сказал гномик. — Ты мне здорово помог, Якш.
— Чем я тебе помог? Пару шестеренок подержал?
— Да нет, на мысль натолкнул.
— Что ж, ты теперь любого, кто тебя на мысль натолкнет, будешь считать причастным к своей идее?
— А почему нет?
— Щедрый ты, я погляжу, — покачал головой Якш. — Стоит ли кого попало в соавторы записывать?
— А чего тут жалеть? — пожал плечами мальчишка-гном. — Мне придумывать нетрудно. Мне придумывать — здорово. А потом… для всех ведь делаю. Для себя, для Жаннет, для тебя и твоей подруги, для всех своих сверстников. Мне даже старейшинам не жалко. Пусть приходят, катаются…
— Что ж, — усмехнулся Якш, — над этим тоже стоит подумать. Уже мне. А теперь давай и правда вернемся к нашей машине.
* * *
Тэд Фицджеральд и Гуннхильд Эренхафт сидели на траве и играли в шашки. Тот, кто выигрывал, получал право поцеловать другого. На стороне Тэда был долгий опыт игр с Торди, гномом-пасечником, на стороне Гуннхильд способность принимать нестандартные решения. Солнечные зайчики скакали туда-сюда по доске, пренебрегая всеми и всяческими правилами, и целовались с кем попало.
Гуннхильд решила, что тоже не станет следовать правилам. Она оставила партию, перегнулась через доску, дотянулась и поцеловала Тэда.
— Эй, — весело возмутился тот. — Хочешь сказать, что уже выиграла?
— Конечно, — в ответ улыбнулась она. — Ведь у меня есть ты.
— А у меня — ты, — не растерялся олбарийский лучник. — Значит, я тоже выиграл. Так что — подставляй губы!
— Владыка! — кто-то с шумом и треском ломился к ним сквозь кусты.
— Черт, я думал, мы хорошо спрятались! — с досадой выдохнул Фицджеральд.
— Спрячешься тут, как же, — обреченно вздохнула владыка.
— Да и нельзя, мало ли… — тут же добавил господин комендант.
— Вот-вот, — кивнула гномка.
— Владыка!
Кусты затрещали, пропуская на свет божий Торди, еще одного заядлого игрока в шашки. Вот только не похоже, чтоб у него сегодня было настроение сыграть партию-другую. Пожилой гном задыхался от быстрого бега.
— Духи Подземного Огня! — наконец выдохнул он. — Слава Богу, я вас нашел! Там такое творится!
— Опять?! — нахмурился Фицджеральд.