— Дела…
Герман, словно бы раздосадованный своим откровением, яростно зашуршал бумагами, сделал пару бестолковых прозвонов. Потом подошел к Стасу с самым зловещим видом.
— Как руководитель нашего боевого звена намерен призвать тебя к порядку, — сообщил он. — Хватит читать спортивную газетку, давай заниматься.
— Ну хоть сегодня отлезь ты от меня. Вчера ваши специалисты по контролю снов всю душу вынули. Ночью такая дребедень в голову лезла, что аспирин пришлось принимать, идя на службу.
— Никаких поблажек ни себе, ни врагу! — Герман воздел палец вверх. — А в данном случае враг себе — ты! Горе побежденным!
— Хватит абсурд городить. Что делать? Опять в кристалл твой пялиться мутный? Ведь косоглазие заработаю!
— Каждая жизненная ситуация есть вызов для чекиста! Вытянем же из нее все и пустим на службу во имя светлых идеалов!
— Переведи на русский, Герман. И, пожалуйста, с развернутыми комментариями.
— Тебя взволновало появление Елизаветы, а еще больше — моя печальная история. Значит, ты не в силах абстрагироваться от этой ерунды? Неправда! Нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики! Иди в «предбанник», поговори с прапором о погоде, или спроси, как счет — ей сквозь дверь футбол телевизионный слышно. А сам краем глаза сосчитай количество висюлек на плафоне. При этом смотреть надо в сторону начальственного кабинета, и вид иметь слегка смущенный и испуганный.
Стас безнадежно спросил:
— А дежурство как же?
— В этом вся соль, — заулыбался очкарик. — Полковник в любой миг может выскочить, да не посмотреть, что ты родственник. Ка-ак взгреет!
— Сосчитаю, — обреченно сказал Пшибышевский, плетясь из дежурки.
— Не вздумай меня обхитрить или ошибиться, Родина тебе этого вовек не простит! Я уже считал, знаю, не проведешь хитрого четырехглазого капитана.
Стас вошел в предбанник с тихим шепотом:
— Да, это опять я.
Прапорщик, не отрываясь от журнала, сообщила:
— Счет три один. Надо полагать, наши побеждают, хотя я прослушала, кто с кем играет. Полковник направился в клозет и скоро будет назад. Велел веселиться без него. Трещинок над дверным косяком двенадцать и две дырки от канцелярских кнопок… — Она перелистнула страницу и посмотрела на Стаса. — Это все, капитан, или я что-то упустила?
Стас пытался связать какую-то фразу, преданно глядя на собеседницу, когда в ее лице что-то неуловимо изменилось.
Она подалась вперед и сузила глаза, введя Пшибышевского в легкую оторопь, потом перевела взор вверх.
Проследив за ее взглядом, капитан увидел краешек пропавшего индийского платка.
— Удушу мерзавца, — без выражения произнесла Елизавета, опускаясь на стул и беря журнал в руки.
Стас ретировался, встретив по дороге полковника, который приветствовал его молодцеватым взмахом руки:
— А вы зачастили к нам, милостивый сударь, никак — к дождю. Два наряда вне очереди!
— Есть два наряда.
Герман чертил какой-то очередной дикий график.
— Сколько? — спросил он, не оборачиваясь, выводя зеленым карандашом какие-то каракули и загогулины.
— Два.
— Как — два?
— Два наряда, как с куста, будь ты неладен!
— Да я про люстру над прекрасной шальной головой секретутки!
Стас мстительно сказал, усаживаясь напротив дребезжащего факсимильного аппарата:
— Запамятовал. А она обещала тебе голову открутить.
К его удивлению Герман бросил карандаш и метнулся по коридору. Вернулся не слишком скоро.
— И сколько? — спросил ехидно Пшибышевский.
— Тридцать три и четыре, — пришел вялый ответ.
— Из коих внеочередных нарядов?
— Хвала богам — меньшее количество. Но наши с треском победили, иначе могло статься и наоборот.
Стас принялся насвистывать марсельезу.
— Зря торжествуешь над моими костями, ворон, — отреагировал на это Герман. — Пусть и не увидишь ты меня долго в общаге, а сюда вряд ли привлечет твое тело бренное утлый челн. Полковник распорядился подселить к тебе в комнату одного из «ночных феев». То есть — специалистов по контролируемым сновидениям. Так что — приятных тебе и ярких снов.
Стас скрипнул зубами и уткнулся в хронику спортивной недели.
Стас играл в какую-то тягомотную компьютерную игру, изничтожая разного рода монстров. Но он не просто развлекался. Рядом на стуле притулился Герман, который время от времени поднимал цветные карточки. Пшибышевский, сидя к символам вполоборота и продолжая экранную войну, комментировал:
— Греческая тау. Руна Зиг. Эмблема Сиднейской олимпиады. Неприличное слово из четырех букв. Тетраэдр.
В самый разгар этого странного занятия в бункере появился полковник.
— Занятие отставить, — коротко сказал он и одним движением брови согнал Германа с насиженного места.
— Ликуй, родственничек, — сказал он, промокая платком лоб. — Интенсивность тренировок с сегодняшнего дня спадает.
— Никак к работе решили подключить? — без особой надежды и энтузиазма спросил Стас, отключая монитор.
— Именно.
Стас поджал губы.
— Профиль?
— Прежний, да и задание прежнее.
— Исчезнувший фестиваль?
— Да. Но не только он.
Полковник подошел к сейфу, громоздящемуся в углу комнаты, принес кипу папок.
— Что тебе следует знать о фестивале, — пробормотал он, роясь в бумагах. — Пока что достаточно и того, что без малого четыре сотни человек так и не прорезались на свет божий.
— Ни один? Времени немало прошло.
— Погоди, не перебивай начальство. Теперь касательно аналогичных дел…
Дядя Саша стал раскладывать листы по поверхности стола. Недовольно нахмурившись, он смел коврик и «мышку», следом на пол улетела пачка сигарет и зажигалка. Подскочил Герман:
— Товарищ полковник, ведь все данные есть в компьютере. Разрешите, я…
— Так вернее, — покачал головой консервативно настроенный начальник конторы. — Нет у нас монитора на всю стену. Картина целого будет ускользать, а глаза — уставать. Бумага — это наше все. В бумажках — сила!
Стас и его Тень переглянулись и спрятали улыбки.
— Взгляни, капитан.
Некоторое время Пшибышевский проглядывал краткие служебные записки, протоколы и опросные листы. Герман мрачно перебирал пачку картонок с иероглифами и рунами. Полковник меланхолично потягивал минералку.