— Отходите! — крикнул он. — Ваш капитан мертв, и вы будете мертвы, если не отплывете!
Но матросы не двигались.
— Пожар, остолопы! — Оладан показал на пламя, от которого пятился д'Аверк. Огненные языки взметнулись вверх и лизали мачту и надстройку.
— Пора в лодочку, — усмехнулся д'Аверк.
Бросив свой факел в пламя, Хоукмун поспешил к ялику.
— Почему они не уходят? — спросил он француза.
— Сокровища, — пояснил тот, крутя ворот лебедки. — Думают, награбленное добро еще в трюмах.
Ялик опустился на воду. Напуганные лошади фыркали, чуя запах дыма. Соскользнув по талям на дно ялика, бывшие владельцы черного корабля налегли на весла. Вскоре судно превратилось в огромный костер. Над волнами стелился маслянистый дым, на фоне которого раскачивалось, словно пытаясь избегнуть адского пламени, тело Шаракиина.
Трое смельчаков поставили парус, и тот наполнился ветром, унося их прочь от горящего судна. Они видели, что на пиратском корабле занялся парус, и матросы лихорадочно затаптывали падающие на палубу головни, а другие с большой неохотой рубили абордажные канаты. Но с ялика трудно было рассмотреть, велика ли опасность, грозящая трехмачтовому кораблю.
Прямо по ходу ялика был виден берег Крымии. Дальше лежала Украния. Быть может, где-то там трое путников найдут Безумного Бога, его приверженцев и, возможно, Иссельду…
«Утлое суденышко несло Дориана Хоукмуна и его спутников к скалистым берегам Крымии, а в это время далекий Камарг из последних сил отражал натиск Империи Мрака. Король-император Хеон приказал своим войскам во что бы то ни стало уничтожить смелый народ, дерзнувший бросить ему вызов. По Серебряному мосту, протянувшемуся над морем на тридцать миль, шагали воины Орденов Вепря и Волка, Грифа и Собаки, Богомола и Лягушки. Они гордо несли свои чудовищные доспехи, клинки их полыхали в солнечных лучах… А король-император, свернувшись зародышем в своей Тронной Сфере, скрежетал зубами от ненависти к Хоукмуну, графу Брассу и всем тем, кого он до сих пор не сумел подчинить себе, хотя уже полмира лежало у его ног. Порой ему казалось, будто он сражается с некой таинственной силой и за спиной его недругов стоит какой-то всесильный незримый противник — и эта мысль сводила Хеона с ума… Судьбы всего мира зависели сейчас от тех смельчаков, с кем не мог справиться король Хеон: от Хоукмуна, Оладана и, возможно, даже д'Аверка; от загадочного Рыцаря-в-Черном-и-Золотом; от Иссельды, графа Брасса и еще горстки храбрецов. Именно на них пал выбор Рунного Посоха…»
Из «Летописи Рунного Посоха»
Лодка стремительно неслась к черным скалам. Хоукмун с интересом наблюдал за д'Аверком, который, не замечая чужого взгляда, поднял свою кабанью маску и с загадочной улыбкой смотрел куда-то вдаль. Затем он обернулся, как видно, ощутив на себе взор герцога.
— Сдается мне, что-то тревожит вас, герцог Дориан. Неужели вас не радует счастливый исход нашего приключения?
— Нет, почему же, — отозвался Хоукмун. — Сейчас меня больше волнуете вы, д'Аверк. Вы ведь оказались с нами по чистой случайности. Я убежден, вас не интересовало ни правосудие, свершившееся над пиратом, ни судьба Иссельды. Тем не менее, вы ни разу не пытались сбежать.
Д'Аверк широко заулыбался:
— Бежать? Но зачем? Насколько я могу судить, вы не собираетесь убивать меня и, более того, не так давно спасли мне жизнь. Сказать начистоту, сейчас мне кажется, что судьба моя куда теснее связана с вашей, нежели с судьбой Империи Мрака.
— Однако вы не преданы мне и моему делу.
— Мой дорогой герцог, я уже объяснял, что предан только своим замыслам и желаниям. А что касается вашего дела, то признаюсь, я уже не считаю его столь безнадежным. Вам чертовски везет, и порой мне кажется, что в борьбе с Империей Мрака вы способны одержать верх. Если бы я был в этом уверен, то весьма охотно встал бы на вашу сторону.
— В самом деле? А по-моему, вы просто ждете, когда мы снова поменяемся ролями, и у вас появится возможность загладить вину перед гранбретанцами.
— Переубеждать вас бесполезно, — улыбнулся д'Аверк, — поэтому я не стану этого делать.
Услышав столь уклончивый ответ, Хоукмун помрачнел. Д'Аверк согнулся в приступе кашля, а потом, тяжело дыша, лег на дно лодки. Видимо, этим он давал понять, что не прочь сменить тему.
— Герцог Дориан! — крикнул стоявший на носу ялика Ола-дан. — Смотрите! Вон там, на берегу!
Хоукмун обернулся. Под утесом, нависшим над полоской гальки, он разглядел человека на коне. Всадник не двигался, следя за приближением ялика, словно ожидал, когда пассажиры высадятся на берег, чтобы сообщить им нечто важное.
Наконец киль ялика заскрежетал о гальку. Спрыгнув с носа лодки, герцог Кельнский направился к человеку, сидящему на коне в тени утеса. Он уже узнал Рыцаря, с головы до ног закованного в латы.
— Вы встречаете меня? — спросил Хоукмун.
— Я предполагал, что вы сойдете на берег именно здесь, — ответил Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Поэтому я и ждал.
— Ясно, — Хоукмун окинул всадника взглядом, не зная, что делать и что говорить. — Ясно…
Хрустя галькой, к ним приблизились д'Аверк и Оладан.
— Вы знаете этого господина? — спросил д'Аверк.
— Мы с ним старые знакомые.
— Вы — сэр Гьюлам д'Аверк, — звучным голосом произнес Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Я вижу, вы еще не избавились от доспехов гранбретанского полководца.
— Они вполне соответствуют моим вкусам, — парировал д'Аверк. — Между прочим, вы не представились.
Пропустив эти слова мимо ушей, Рыцарь указал на Хоукмуна рукой в тяжелой латной рукавице:
— Я должен поговорить с этим человеком. Вы ищете свою невесту Иссельду. А еще — Безумного Бога.
— Иссельда в заточении у Безумного Бога?
— Да, если можно так выразиться. Но вы должны найти Безумного Бога не только поэтому.
— Что с Иссельдой? Она жива? — допытывался Хоукмун.
— Жива. Но прежде, чем вы с ней встретитесь, необходимо убить Безумного Бога. И не только убить, но и сорвать с его шеи Красный Амулет, по праву принадлежащий вам. Безумный Бог похитил у вас две драгоценности — девушку и амулет, и вы должны их вернуть.
— Насчет Иссельды я знаю, что она моя, но об амулете первый раз слышу. Почему вы считаете, что он принадлежит мне?
— Красный Амулет — ваш. Безумный Бог не должен его носить, но носит, и оттого он безумен.
Хоукмун улыбнулся:
— И пусть носит, если только в этом и заключается свойство амулета.