Но информация, даже самая секретная, имеет обыкновение утекать по каналам, выстеленным деньгами, сумма которых прямо Пропорциональна важности получаемых сведений.
Приказ готовить президентский самолет к вылету в 14 часов следующего дня привел в оживление все службы специального правительственного авиаотряда. Техники, механики, инженеры, буксировщики, заправщики, авиадиспетчеры, экипажи – основной и резервный, сотрудники службы безопасности
– десятки людей занимались ответственной работой, которую следовало завершить к 14 часам завтрашнего дня. Сверх этого рядовые исполнители ничего не знали, как и требовал режим обеспечения секретности.
Поэтому двадцатипятилетний водитель керосиновоза Миша Медников, позвонив своему приятелю Артему, сказал немногое:
– Завтра в четырнадцать.
– Молодец, малыш! – обрадовался Артем. – Вечером мы играем, приходи. Долг я тебе прощаю, начнешь опять с нуля.
– Класс! – Миша пришел в восторг. – Ты настоящий Друг!
Артем перезвонил Рубену.
– Завтра днем, в два.
– Отлично, отлично, заходи – получишь, что причитается.
Закончив разговор, Рубен тут же набрал код Тиходонска. В «люксе» цветочного павильона снял трубку Петросов.
– Завтра в два, – не здороваясь, сказал Рубен.
– Кто передал? – без каких-либо эмоций поинтересовался тот.
– Картежник. У него свой человек прямо там.
– Если здесь все пройдет гладко, их надо спустить. Обоих.
– Понял.
Собеседники положили трубки.
В стоящем у забора Центрального рынка напротив павильона «Цветы» специальном радиофургоне отряда «Тантал» перестали вращаться катушки магнитофона, но, на автоматическом определителе номера продолжал высвечиваться московский телефон Рубена.
Старший группы оперативного прослушивания по рации соединился с «Седым».
– Зафиксирован звонок из Москвы, с телефона... Сообщение короткое: «Завтра в два».
– Продолжайте слушать, – приказал «Седой». – Сейчас будет много звонков. И передайте наблюдателям: усилить бдительность!
В пятидесяти метрах от фургона стоял нашпигованный аппаратурой радиоперехвата автобус группы «Ад». Диалог «Седого» с подчиненным с отменной четкостью лег на сверхчувствительную пленку.
С тыльной стороны цветочного павильона у обитой деревянными рейками стальной двери толклись несколько крепких молодых кавказцев. Они почтительно приветствовали Керима, вытянулись в струнку перед Ашотом Геворкяном, а через несколько минут стойкой «смирно» встретили Абдуллаева.
Перед проходом – в гостиницу лежал пьяный в расхристанной грязной рубахе. Он что-то бормотал себе под нос.
– Все собрались. Абдуллаев последний, – чуткий радиомикрофон, приклеенный лейкопластырем прямо к телу, передал сообщение в фургон «Тантала». Одновременно его принял и оператор «Ада».
На пустых торговых прилавках у павильона «Цветы» два человека играли в карты. Это были наблюдатели «Ада», которые не знали в лицо никого из прошедших мимо людей. Дело в том, что ГУО не имело своей оперативно-справочной картотеки с установочными данными, фотографиями и дактилокартами лиц, представляющих оперативный интерес.
Несколько фотографий у Финикова были результатом его собственной инициативы. Рядовых сотрудников с ними не знакомили. Поэтому наблюдатели только фиксировали происходящие события, сути которых не понимали.
– Прошли трое. Судя по поведению охраны, важные шишки, – передали они.
В просторном двухкомнатном номере Петросова собрались четверо. За большим полированным столом на правах сопредседателей восседали Абдуллаев и Геворкян. В кресле, стараясь не разваливаться, а оттого напряженно, с прямой спиной застыл Керим. Хозяин апартаментов сидел на стуле по правую руку от Геворкяна.
Заведующий павильоном Гуссейн Мехти-заде не был допущен на совещание. Он очень переживал этот факт, так Как изо всех сил старался сблизиться со знаменитыми гостями.
Не подозревая, что затевают прибывшие, он был уверен, что речь пойдет о сбыте наркотиков или еще каком-нибудь столь же выгодном деле, в котором хорошо бы получить хотя бы небольшую долю. Но раз советоваться не зовут, значит, и долю не дадут! Вот она, человеческая благодарность... Уж как старался: шашлыки, водка, баня, девочки... Все напрасно! Хотя нет, не напрасно: с высокими авторитетами сблизился, может, когда и пригодится. Мало ли как в жизни бывает... А слово Эльхана Абдуллаева очень много значит! Да и к этому, иноверцу – Геворкяну можно обратиться, если нужда придет.
Успокоив сам себя, Гуссейн вышел из павильона. Чужая охрана смотрела на него как на пустое место. Плевать! У него своих «быков» полный рынок! Да и сам по себе Гуссейн еще может страх навести...
Распрямившись и гордо поглядывая по сторонам, Мехтизаде начал обход территории, прилегающей к его павильону.
Он старался не думать о встрече, проходящей сейчас на втором этаже административной части здания.
– Вылет в два, плюс час тридцать, плюс дорога из аэропорта – в четыре он будет в городе... – считал Геворкян.
– В шестнадцать, – мягко поправил Абдуллаев. – В военных операциях двадцатичетырехчасовое время.
– Извини, Эльхан, я военных училищ не кончал...
– Давно было, – снисходительно махнул тот рукой. – Все забыл. Только про время помню. С пятнадцати до семнадцати – время действий!
– Ты готов, Керим? – строго спросил бывший офицер.
– Готов, – кивнул толстяк. – Очень хорошо готов!
– А чего такой бледный? Боишься?
– Не боюсь. Живот немного болит. Поел несвежее...
– Надо свежее есть, – назидательно сказал Эльхан, а Геворкян подтверждающие кивнул.
– Как с деньгами будет?
– Все очень хорошо будет. Из рук не выпущу.
– Смотри... Мы на тебя рассчитываем. Кто с таким делом справится, если не ты...
– Спасибо, – слабо улыбнулся Керим. – Большое всем спасибо.
– Иди. Готовься, отдыхай. Завтра тяжелый день.
Утерев пот с лица, толстяк вышел из номера.
– А что нам твоя информационная служба скажет? – повернулся Эльхан к Геворкяну.
Тот кивнул Петросову.
– Какие новости, Гарегин?
– На днях у местных большая разборка была. Побили многих. Скорей всего рынок в другие руки перейдет. Надо быстро уходить отсюда.
– Завтра и уйдем, – Эльхан доброжелательно улыбнулся. – Что-нибудь еще есть? Нет? Тогда... Он вопросительно посмотрел на Петросова.
– Свободен, Гарегин. Отдыхай.
Оставшись вдвоем, авторитеты задумчиво молчали.
– На всякий случай надо не в Москву возвращаться, а дома пересидеть,