Бабка лежала в постели, лицом к стене. «Не надо ее будить, свет не включаем», — одними губами произнесла Марина. Я поставил стремянку в самый угол комнаты. Видимо, тайник был устроен между скатом крыши и чердачной стенкой: обнаружить его можно было разве что при ремонте крыши. Забравшись по лестнице под самый потолок, я нащупал потайной люк.
«Толкай вверх», — прошептала снизу Марина. Я подтолкнул крышку, и она откинулась с глухим стуком. «С-сука», — процедил я сквозь зубы. Ухватившись за края люка, я сунул туда голову. Там было темно, пахло какой-то чердачной гнилью.
Я с опаской запустил руку в темноту. И почти сразу нащупал на расстоянии вытянутой руки плотный пакет, завернутый в полиэтилен.
— Есть! — воскликнул я.
— Тащи.
Схватив пакет, я слез на несколько ступенек, обернулся и вскрикнул от неожиданности: старуха сидела на кровати в белой ночной рубашке и пристально смотрела на меня.
Где-то мне доводилось читать, что после сна, когда мозг отдыхает, даже Альцгеймер на время разжимает свою хватку. Именно тогда и случаются у стариков внезапные прояснения сознания, которые так пугают суеверных родственников. Не знаю, так оно на самом деле или нет. Но бабка, глядя в полутьме прямо мне в глаза, пожевала губами и проговорила:
— От немцев, помню, тоже на чердаке ховались.
Мы с Мариной посмотрели друг на друга. А старуха между тем тяжко вздохнула и продолжала, все еще обращаясь ко мне:
— Ты следи за ней. Молодая еще совсем.
— Ложись, ложись, рано еще вставать, — попробовала Марина успокоить бабку.
— Отлезь, — сказала та сердито и снова глянула на меня (а я все никак не мог спуститься на пол). — И сам-то смотри, не оступись.
— Пойдем, — испуганно сказала сестра. Я, спотыкаясь, выволок стремянку, и Марина прикрыла за собой дверь и заперла ее на щеколду.
Конверт был у нас.
Мы принесли его обратно в кухню. Там я громадным опасным ножом разрезал полиэтилен. Под ним оказалась коричневая упаковочная бумага. Бумага была порвана мгновенно, и тут же что-то блеснуло и полетело мимо моих рук под стол. Маринка ахнула, а я поспешно наклонился и подобрал с пола блестящий ключ из нержавеющей стали.
Он был довольно тяжелый, на длинной ножке, с замысловатой бородкой. Типичный ключ от сундука с сокровищами.
Бессмысленно улыбаясь, я положил ключ на стол, затем взял кухонный нож, примерился и изо всех сил запустил его в стенку. Нож вонзился между двух досок (Маринкин дом был деревянным) и застрял. Маринка рассмеялась. Я опомнился, взял ее за руку и усадил рядом с собой на подоконник.
— Вот оно, наследство, — проговорил я почему-то шепотом. — Лежит и ждет.
Скрипнула дверь. Вслед за этим из темноты возникло привидение в мешковатых, не по размеру, джинсах, но без рубашки, лохматое и рыжеволосое:
— Блин. Вы чего тут стучите?
— Мы ключ нашли, — сказал я. — Ключ от всей игры, понял?
— Какой еще ключ, на хрен, — пробормотал сонный Макс. — Вы мне лучше скажите, где бы тут отлить?
Эпизод46. «Какое бесстыдство», — подумала Лариса Васильевна.
Впрочем, нет. Я опять вру. Откуда я могу знать, что именно про нас подумала Лариса Васильевна, когда вернулась с ночного дежурства. Но выглядело все довольно забавно.
А именно — вот как: на разложенном диване безмятежно дрыхли четверо: двое ребят, вчерашняя незнакомая девчонка и, наконец, ее собственная дочка. Светловолосый парень успел снять футболку, и вчерашняя девчонка прильнула во сне к его голому плечу. Тут же уткнулся носом в подушку этот наглец Петька — и его колено (в джинсах), как будто так и надо, покоилось на Маринкином бедре (в тонких розовых брючках). Еще один парень, худенький и с виду помладше, устроился в кресле, закутавшись в ее, Ларисы Васильевны, любимый плед.
Лариса Васильевна совсем уже было решилась прекратить безобразие — но что-то ее удержало.
Вероятно, она постояла в задумчивости еще с минуту. Потом я почувствовал ее присутствие, приоткрыл глаза и убрал коленку с теплой Маринкиной ноги. И тут же вскочил, переполошив остальных.
— Приведите себя в порядок, — строго сказала Лариса Васильевна.
Костик уже выбрался из пушистого пледа и теперь стоял, скрываясь за спинкой кресла: его джинсы валялись на полу где-то вне пределов досягаемости. Макс искал свою рубашку. Я выглядел, надо думать, не лучше других.
Маринка с самым невинным видом хлопала ресницами, как бы давая понять: она сама не знает, как всё получилось!
— Мама, это Костя, а это Максим, — представила она полураздетых гостей, отчего те еще больше смутились.
— С тобой, дорогая дочка, мы потом разберемся, — пригрозила Лариса Васильевна. — А вот что это за ключ?
На столике действительно лежал ключ от сейфа. И вот теперь Лариса Васильевна с интересом вертела его в руках. Макс тоже глядел на него удивленно, как будто силился что-то припомнить.
— Это от квартиры, — соврал я. — Мы квартиру сняли в городе. Только вчера до нее не добрались. Мы поздно вернулись, поэтому…
— Я сама вижу. Жаль, что я пораньше не вернулась. Вот что я вам скажу: мне всё это очень не нравится. Вранье ваше. Безобразия ваши.
Лариса Васильевна была настроена решительно.
— Так что, Петя, я тебе очень рекомендую от моей Марины держаться подальше. Я Николая в последний раз послушала, теперь вообще с ним разговаривать не стану. Всё. Хватит. Собирайте вещи.
Марина, чуть не плача, сжимала и разжимала кулачки.
— Но мы же ничего не делали! Мама!
— Еще бы вы что-то делали. Ты у меня теперь дома насидишься. На все выходные. Поняла?
— Лариса Васильевна, это неправильно, — попробовал вмешаться я. — Я никогда бы не позволил…
— Никогда и не позволишь, — перебила она. — Ты и правда весь в отца. Надо было мне сразу это понять. На порог не пускать. Забудь вообще этот адрес, и ему скажи, чтоб забыл. Ненавижу его… Лучше бы он вообще никогда не приезжал… Чем так…
У женщины на глазах блестели слезы. Я начал кое-что понимать. Мне стало жаль ее. Вот что занятно: Костик тоже выглядел взволнованным. Лариса Васильевна кинула на него странный взгляд.
— Мальчик, — сказала она. — Надень штаны хотя бы.
Эпизод47. Дом на главной хворостовской площади был довольно старым: его начали строить еще при царе для какого-то купца, да так и не закончили, а доделали уже после революции и устроили здесь музыкальную школу.
Маринкина мать, Лариса Васильевна, в детстве сама ходила в эту школу учиться играть на рояле (это был небольшой трофейный Muhlbach). Она хотела записать туда же и Маринку — но не успела, потому что второй секретарь горкома комсомола Ростик Шалимов, по прозвищу Шальной, повесил на доме новую вывеску — «РОСТ-банк» — и слил туда оставшиеся от социализма денежки.