Тут Лабух вспомнил о Дайане и проснулся.
Утром Лабух потихоньку пробрался в ставшую неожиданно чужой квартиру и включил компьютер. Вся его почта шла под музыкальным паролем, причем каждый пароль был импровизацией на одну из известнейших музыкантам, так называемых «зеленых» тем — не самой темой, а именно импровизацией. Таким образом, прочитать почту Лабуха глухарям было бы не просто. Хотя кто их знает, этих глухарей...
На этот раз компьютер покряхтел и вывел на экран только одно сообщение: «Если ты жив и свободен, Лабух! Тебя и твоих друзей ждут в самой высокой башне!»
«Кажется, самая высокая башня — это башня Великого Глухаря, — подумал Лабух, — так что же, мне прямо вот так к Великому Глухарю и отправиться? Здрассте, я пришел, прошу любить и жаловать! Кому это, интересно, понадобилось, присылать это дурацкое приглашение. Разве что самому Великому Глухарю, но он, надеюсь, полагает меня благополучно почившим в бозе, если вообще знает, что я когда-нибудь существовал. С чего бы это ему, такому великому и такому глухому, приглашать меня в гости, и как, скажите на милость, мне туда попасть? Можно, конечно, попробовать выйти на проспект и сдаться на милость первому же попавшемуся патрулю музпехов. В этом случае, конечно, шанс попасть в Башню имеется, но, скорее всего, никуда я не попаду. Поджарят по дороге, как куренка, и все дела. Хотя, похоже, рановато я в гости разлетелся, ведь Башня Великого Глухаря — не самая высокая в городе. Нет ничего хуже, чем собраться в гости и попасть не туда. А ведь есть еще одна башня, не башня даже, а прямо-таки столп какой-то, только она так и не была достроена. Ее начали когда-то возводить, но почему-то прекратили строительство. Наверное, потому, что никто не знал, зачем она нужна. А тот кто знал — сгинул без права переписки. Так и торчит посреди города громадная спиральная конструкция, чем-то похожая на чудовищную диванную пружину, язвящую бока неба. Поговаривали, что ее начали строить в ту пору, когда не было еще деления на звукарей и глухарей, но потом произошел распад, Город раскололся, и стало не до столпа.
Все-таки так и придется за достоверной информацией топать на дикий рынок. Уж тамошняя-то публика наверняка что-то знает, а после рюмки-другой расскажет даже то, чего и не знает. А рюмку-другую мы им, так и быть, обеспечим».
Ну что, пора будить команду. Впервые за эти дни Лабух осознал, что он, Мышонок и Чапа — его команда и что он за них отвечает. Раньше он как-то об этом не думал.
Команда, однако, уже пробудилась самостоятельно, весело лопала дореволюционные огурцы и, не думая о последствиях, запивала их забродившей смородиновой настойкой.
— А худо не будет от такой диеты? — заботливо поинтересовался Лабух. — Конечно, соленые огурцы в сочетании со смородиновой настойкой — лучший способ похудеть. Хотя и довольно мучительный.
— Не-а, — легкомысленно отозвался Мышонок, — не будет. После Машкиного молочка мой организм закалился, мобилизовал внутренние ресурсы и теперь может жрать и пить вообще все что угодно. Целебное, надо сказать, пойло, одно слово, натуральный продукт, отвыкли мы от природы, Лабух, вот и маялись вчера. А давеча опять привыкли, вернулись, так сказать, в лоно. Так что давай, присоединяйся!
Лабух, однако, не был так уж уверен в целебных свойствах Машкиного удоя, поэтому ограничился стаканом настойки, после чего скомандовал:
— Все, заканчиваем завтрак и двигаем на дикий рынок, надо же узнать, что там с бардами, Дайаной, да и с Густавом тоже, хоть он и попсяра!
— Ну что же, пора так пора, — согласился Мышонок. — А ничего вчера был денек, суматошный, правда, но главное, что все кончилось хорошо. Эх, до чего же я люблю, когда все хорошо кончается!
Звукари быстро собрались и вышли из приютившего их сарайчика на свет Божий. Уходя, Мышонок по-хозяйски подпер дверь доской.
До дикого рынка идти было недалеко, всего две подворотни. Из первой же подворотни выдвинулась небритая рожа матерого блатняка, который, дохнув луком и самогонкой, проскрипел:
— Ты будешь Лабух? — и, не дожидаясь ответа, — продолжил: — В общем, так, с Густавом все пучком. Он у слепых диггеров в поддувале залег, там его ни один глухой хрен не достанет!
— А как же Дайана и все остальные? — спросил Лабух.
— Врать не буду, чего не знаю, того не знаю, — блатняк дружелюбно оскалил фиксы, — Густав тормознул над решеткой поддувала, а остальные на своей тачке вперед рванули. У Густава в джипяре внизу люк, он в него нырнул, и ушел под землю. Пока жабы джип шмонали, то да сё — его уже и след простыл. Может, и остальным уйти подфартило, но точно не знаю, дурку гнать не хочу!
— Ну, спасибо! — Лабух впервые за многие годы пожал клешнистую лапу блатняка.
— Не за что, мне велено передать, я и передал. Бывай, Лабух, дела у меня, некогда попусту базарить!
Дикий рынок встретил музыкантов непривычной, какой-то пришибленной тишиной, хотя никаких патрулей музпехов не наблюдалось. Не ходили сюда музпехи по молчаливому соглашению между Старым и Новым Городом. Но чего-то явно не хватало. Словно душу вынули. У входа, там, где обычно обретался дед Федя со своим неизменным баяном, нерешительно топтался молодой рокер с боевой самодельной электрогитарой-топором, явно бывшей в недалеком прошлом боевой семистрункой. Завидев Лабуха, он встрепенулся, подошел к компании, стеснительно поздоровался и, озираясь по сторонам, сказал: «Идите к неправильному глухарю, к этому, как его... Лоуренсу. Там все ваши. Только как вы туда доберетесь — ума не приложу. Все швы между Старым и Новым Городами перекрыты музпехами. Что делается — просто мамочки! Даже в стежке сейчас никто не тусуется, так что и домой-то не попадешь. А мне домой через стежок, между прочим!
— А как же ты сюда-то попал? — поинтересовался Чапа. — Если, говоришь, все швы перекрыты?
— Бард забросил, — вздохнул рокер, — встретил вот барда, тот мне и говорит: мол, передашь Лабуху то-то и то-то, и сразу забросил сюда.
«Стало быть, кое-кто из бардов цел и невредим и бродит по Городу. Ну что же, это уже радует», — подумал Лабух.
— Ну, ты особенно-то не расстраивайся, в случае чего поживешь у меня. — Лабух посмотрел на испуганного молоденького рокера и добавил: — Только, чур, — инструменты не трогать! Прибью, невзирая на твой нежный возраст! Знаешь, где я живу?
— Да кто же не знает! — обрадовался парнишка. — А за инструменты ты, Лабух, не беспокойся, что я, подворотник какой, что ли.
— Да, еще не забывай кормить Черную Шер, она печенку любит. На вот ключ. — Лабух повернулся, чтобы уйти, но помедлил и добавил: — Шер — это кошка, понял?
— Да знаю я, Лабух! Кто же твою красотку Шер не знает? Спасибо и веселой вам удачи!
— Ну что, братва, придется нам таки навестить нашего друга Лоуренса, то-то он обрадуется! — бодро объявил Лабух. — Пойдем низом. Может быть, Густава встретим. Чапа, где тут дверца к твоим приятелям, слепым диггерам? Давай, показывай!