— Я могу водить снегоход. Еще одна машина, участвующая в поисках, повысит вероятность того, что мы его найдем.
Грейтер обдумал высказанное Халли предложение и ответил:
— Дельная мысль, но «Правила внутреннего распорядка» говорят «нет». Садитесь.
Он проверил содержимое своего ящика аварийных принадлежностей, после чего сел впереди нее. Дважды поднял сжатую в кулак руку, и двигатели снегоходов взревели, когда поисковые партии разошлись в разных направлениях. Перед тем как выйти из станции, Грейтер объяснил порядок поисков.
— Для проведения такой, как эта, поисково-спасательной операции станция разделена на сектора, закрепленные за отдельными членами спасательно-поисковой команды. Мы проводим регулярные поисково-спасательные тренировки, поэтому любой участник этой операции уже знает свой сектор вдоль и поперек, как хороший патрульный коп. По крайней мере, в теории.
Халли была во всей антарктической амуниции, включая лицевую маску. Хотя тело Грейтера, сидящего на снегоходе спереди, защищало ее от встречного ветра, к тому же термометр показывал «всего» семьдесят два градуса ниже нуля, холод все-таки донимал. Она страшилась мысли о том, какова может быть величина холодоветрового коэффициента на снегоходе, идущем со скоростью тридцать миль в час.
Как руководитель спасательно-разыскной операции, Грейтер не имел конкретного сектора поиска. Он остановился в конце ледовой дороги, откуда они могли видеть большую часть станции и прилегающей к ней зоны. В течение часа они наблюдали, как световые лучи налобных фонарей водителей снегоходов прорезают тьму, останавливаются или гаснут в те минуты, когда водители осматривают сооружения или открытые пространства. Один за другим операторы начали посылать радиосообщения: «Блок два осмотрен. Ничего не обнаружено». Когда закончилась передача последнего сообщения, Грейтер был вне себя.
— Черт побери, — в сердцах произнес он и пошел прочь, повернувшись спиной к Халли и к станции.
— Мистер Грейтер! — Она поспешила за ним, догнала его, схватила за плечо.
Он обернулся. Халли могла видеть только его глаза. Приобретенный опыт работы под водой укрепил ее во мнении, что глаза являются не только окнами души. Кроме этого, они могут считаться абсолютно надежными индикаторами умственного настроя человека. Глаза свидетельствуют о паническом состоянии еще до того, как сама жертва чувствует его наступление, а после того, как оно наступило, они напоминают тонкое стекло, форма которого изменилась под воздействием сильного ветра. Глаза Грейтера выглядели не так. Они выглядели безмерно печальными.
— Отгони эту машину назад. Мне нужно немного времени, — попросил он.
— Конечно.
Но сразу Халли не поехала, а, сев на снегоход, наблюдала за Грейтером; фраза «поймал пингвина» стучала у нее в голове. Грейтер стоял неподалеку, пристально вглядываясь в заснеженную равнину. Так он простоял довольно долго, а потом направился к спутнице. А она пыталась решить, о чем рассказать ему в первую очередь: об убийстве Эмили, о бактериальных культурах или об откровениях Мейнарда. На полпути обратно, Зак споткнулся о гребень заструги и чуть не упал, чем немало удивил Халли, поскольку до этого всегда был довольно ловким. Видя это, она решила, что ее дела могут и подождать. У Грейтера и здесь дел по горло. В конце концов ни Мейнард, ни бактерии никуда не денутся.
Он стоял рядом со снегоходом, глядя то в сторону, то вдаль.
— Поезжайте, отгоните его на место, — снова попросил он. — Я пройдусь до станции.
Халли стояла рядом с Грейтером, такая же высокая, как и он, и смотрела ему прямо в глаза.
— Ведь вы же не несете ответственности за смерть Фиды, если он умер. Ни за смерть Эмили, ни за смерти остальных трех женщин. Ведь если бы не вы и ваши «Правила внутреннего распорядка», здесь все могло бы быть намного хуже.
Когда он заговорил, в его голосе было меньше хрипоты и скрежета, чем раньше.
— Я несу ответственность за все, Лиленд. За каждую протечку в трубе, за проржавевшую балку, нехватку топлива, боль в горле, засорившийся туалет, перегоревший свет, лопнувшие покрышки, скачки напряжения. Когда я ложусь ночью спать, у меня в ушах звучат капель из старых смесителей и плач печальных людей.
Его речь звучала все быстрее, пока слова не иссякли, и Халли поняла, что такие дела и сотни им подобных дел, должно быть, грызут мозг Грейтера каждую минуту, когда он бодрствует, и бесцеремонно вторгаются в сознание, когда он спит. Сейчас она впервые видела, как они навалились на него и почти погребли под собой. Он едва не сорвался, но сумел восстановить контроль над собой.
Начальник станции поднял руку, возможно, намереваясь дотронуться до ее плеча. Девушка вздрогнула, а может, Зак получше обдумал свои намерения, но рука его опустилась.
— Поезжайте и оставьте снегоход на стоянке, — сказал он. — Со мной все будет в порядке.
— Дэвид, сейчас ведь в Вашингтоне, должно быть, рань несусветная, — сказал Йэн Кендалл.
— Немного за полночь, — ответил Геррин, сидевший за письменным столом в своем скромном доме, расположенном в Вене, одном из пригородов Вирджинии.
Он никогда не был женат и жил один — не потому, что избегал женщин, просто не хотел усложнять свою жизнь супружескими отношениями.
— Чуть больше половины десятого в Нью-Дели, — заметил Жан-Клод Бельво. — Значит, что-то важное.
— Есть кое-какие осложнения, — подтвердил Геррин.
Он рассказал о смерти Ланеэн, Монталбан и Бейкон. Мерритт сообщила ему и о сложностях, возникших в связи с прибытием Лиленд, но о них сейчас он предпочел не упоминать.
— Есть какая-либо причина предположить, что они были как-то связаны с «Триажем»? — спросил Кендалл.
— Исключить эту вероятность нельзя, — ответил Геррин.
— Это уже хуже, — мрачным голосом произнес Кендалл. — Когда последний полет перед перерывом на зимний период?
— Завтра, — сказал Геррин. — Если позволит температура.
— Безобразие, — покачал головой Бельво. — А что об этих смертях думает Орсон?
Геррин вздохнул и после недолгой паузы ответил:
— Он боится. А это заставляет и меня бояться. Морбелл с самого начала внушал мне беспокойство.
— Это было нелегко — найти врача, симпатизирующего нашему делу и готового провести год на Южном полюсе, — напомнил Бельво.
— У него есть веские причины, чтобы бояться, — сказал Кендалл. — Вся работа сделана его тампонами и иглами, не так ли?
Бельво что-то невнятно произнес по-французски. Потом снова перешел на английский.
— Как это все могло случиться?
— Скрещивать пикорнавирус и стрептококк — не детская игра, Жан-Клод, — назидательно заметил Геррин.
Кендалл пренебрежительно махнул рукой. Как и большинство англичан, его трудно было разозлить, но если это все-таки удавалось, то он просто свирепел от злости. Похоже, это начиналось.