— Хорошо, я попробую, — согласилась Сара. Она тоже была встревожена: ей приходилось слышать, что без воды человек умирает гораздо скорее, чем без пищи.
Но аптекарь, стоявший рядом с ней, только покачал головой.
— Ей нужно пустить кровь, — сказал он. — Как жаль, что у нас на борту нет врача, который мог бы это сделать.
— Обойдемся без кровопускания! — сказала Сара решительно и поспешила вниз, к Марте.
Но, едва увидев ее, Сара с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Кожа у Марты была уже не бледной — она приобрела какой-то свинцово-серый безжизненный оттенок, глаза провалились, а потрескавшиеся губы безостановочно шептали что-то невнятное.
— Марта… — Сара опустилась рядом с ней, но Марта никак не отреагировала. Похоже, она даже не слышала, что к ней обращаются.
— Ты обязательно поправишься, Марта! — ласково прошептала Сара. — Ты должна только обязательно выпить воды, и увидишь, что тебе сразу станет лучше.
С этими словами она зачерпнула из стоявшей на столе миски воды, попыталась просунуть ложку между судорожно стиснутыми зубами Марты, но у нее ничего не вышло. Марта не разжимала зубов, и вода протекла на подушку. Сара повторила попытку, но с тем же успехом.
Она просидела с Мартой четыре часа кряду, время от времени пытаясь напоить больную, но все ее усилия оказались тщетны. Марта не узнавала Сару и не понимала, где она находится и что с ней. Время от времени она открывала глаза, но взгляд ее, казалось, был устремлен куда-то далеко, в иные пределы.
Было уже поздно, когда в каюте наконец появился Сет Джордан. На руках он нес уснувшую Ханну. Уложив девочку на свободную койку, Сет попытался помочь Саре напоить жену, но снова безуспешно. Лекарь, за которым в панике бросился Сет, только сокрушенно качал головой — он ничем уже не мог помочь страдалице. Марта уходила от них, и к утру обоим стало ясно, что вот-вот случится самое худшее. Они сделали все что могли, но спасти Марту Джордан было уже нельзя. Она была слишком слаба, чтобы бороться за свою жизнь, да и беременность отнимала у нее все последние силы. Впрочем, Сара сомневалась, что в ее теле все еще теплится новая жизнь, так что, даже если бы Марта каким-то чудом выкарабкалась, вряд ли бы она могла сохранить ребенка.
Перед самым рассветом Марта неожиданно открыла глаза и, поглядев на своего мужа, улыбнулась ему пугающе безмятежной улыбкой.
— Спасибо тебе, Сет… — прошептала она тихим, но ясным голосом. Потом грудь ее в последний раз наполнилась воздухом, глаза закрылись, и Сет поспешно взял ее руку, но было уже поздно. Жизнь стремительно покидала ее хрупкое тело; еще несколько мгновений, и голова Марты бессильно откинулась на подушку.
Сет зарыдал, прижимая к груди почти невесомое тело, и Сара отвернулась, не в силах сдержать слез. Ничего более печального, если не считать смерти ее собственных детей, она в жизни не видела.
Когда — примерно через полчаса — неожиданно проснулась Ханна, Сара уже расчесала Марте волосы и покрыла голову своей косынкой, так что она выглядела даже красивее, чем в последние часы жизни. Казалось, она спит, и Ханна с надеждой спросила:
— Она спит, миссис Сара? Мама спит? Ей лучше?
— Нет, милая, — ответила Сара. — Она не спит, но ей лучше.
Из деликатности она не хотела оставаться в каюте, но Сет упросил ее не уходить. Сейчас он повернулся к Саре, и его полные слез глаза просили, умоляли сказать девочке правду.
— Она уже на небесах, Ханна, — глотая слезы, промолвила Сара. — Видишь, как она улыбается? Это ангелы Божии встречают ее у врат и говорят с нею. Твоя мама — в раю. — «Как и мои малютки», — добавила она мысленно. — Мне очень жаль… — печально сказала Сара, обращаясь к Сету. Ей действительно было очень жаль эту женщину, которую она почти не знала. Марта никогда больше не приласкает свою дочь. Не увидит ее взрослой. Никогда больше не вернется в Огайо.
— Мама… умерла? — Глазенки у Ханны стали большими-большими, и в них задрожали крупные слезы. Еще несколько мгновений она смотрела то на Сару, то на отца, а потом вдруг зарыдала, горько и безутешно.
— Надо сообщить капитану, — негромко проговорила Сара, прижимая голову девочки к груди. — Ступайте, Сет, скажите ему, а я одену Ханну и выведу ее на палубу. Там ей сразу станет легче.
Так оно и оказалось. В конце концов Сара увела Ханну в свою каюту и уложила спать, а сама пошла к Сету. Он сказал ей, что капитан предложил перенести тело в его каюту, которая была достаточно большой, чтобы там можно было обмыть и одеть покойницу подобающим образом. Похороны, по морскому обычаю, должны были состояться завтра в полдень, и Сара понимала — почему, но Сет и слышать об этом не хотел. Мысль о том, что Марту зашьют в мешок и бросят в море, представлялась ему кощунственной. К тому же только он один знал, как сильно его жена тосковала по их ферме в Огайо, и он хотел похоронить ее там. Но Сара понимала, что они вряд ли довезут тело до Бостона.
Тем не менее она снова пошла с ним к капитану, и Маккормик без обиняков объяснил им, что выбора у них нет.
— На судне нет ледника, — сказал он, — так что тело хранить негде. К тому же мертвец на корабле — плохая примета. Нам придется похоронить ее в море.
Сара посмотрела на капитана, и он чуть заметно кивнул. В том, что случилось, для него не было ничего неожиданного или нового. Редкий рейс обходился без того, чтобы не погиб никто из команды или из пассажиров. Кто-то умирал от болезни, кто-то погибал в результате несчастного случая, кого-то смывало за борт штормовой волной. Да мало ли что могло произойти в таком долгом и трудном путешествии! Всего несколько дней назад Маккормик потерял двух матросов, которых унесло в море; их оплакивали, но никто не видел в этом ничего исключительного, из ряда вон выходящего. Каждый мореход знал, что разбушевавшаяся стихия может поглотить его в любой момент. Именно поэтому никто не стал устраивать погибшим пышных поминок. Ввиду отсутствия тел капитан ограничился тем, что прочел за ужином заупокойную молитву, выдал экипажу дополнительную порцию рома да опечатал личные вещи умерших для передачи родственникам, если таковые отыщутся.
В тот же день двое моряков перенесли тело Марты в капитанскую каюту и, после того как Сара сделала все необходимое, завернули тело в кусок просмоленной парусины, который они принесли специально для этой цели. Внутрь этого импровизированного савана они положили груз — несколько звеньев старой якорной цепи, — после чего один из матросов в несколько стежков прихватил парусину крепкой суровой ниткой.
На следующие сутки, ровно в полдень, завернутое в парусину тело вынесли из капитанской каюты и положили на широкую, длинную доску, один конец которой свешивался за борт. Маккормик прочел над Мартой короткую молитву, после чего обряд похорон продолжил священник-миссионер. Он пропел несколько псалмов и произнес прочувствованную речь о почившей Марте Джордан, хотя и он, и все присутствующие едва знали ее. Когда служба была закончена, четверо матросов приподняли один конец доски, и закутанное в парусину тело соскользнуло за борт. Должно быть, якорная цепь была слишком тяжелой для хрупкой Марты Джордан, поскольку горестный груз сразу же исчез в волнах.