Он изо всех сил старался держаться так, будто ничего не произошло. Мы пытались жить обычной жизнью в маленьком домике, который принадлежал нашим друзьям, уехавшим за границу. О том, где мы, знали лишь ближайшие родственники и, конечно, полиция. Леонард покидал дом лишь раз в неделю, чтобы отметиться в управлении, после чего мы ехали многие мили, чтобы удостовериться, что по пути назад за нами никто не следует.
В конце концов пресса переключилась на другие темы, но я все еще слишком боялась возвращаться домой.
Моя сестра Джанет спрашивала, что он говорит в свое оправдание. На самом деле я вообще с ним об этом не беседовала, даже не спрашивала, виновен ли он в преступлениях, в которых его обвиняют, — настолько я в него верила. Он был моим мужем, и я поклялась защищать его, чего бы это мне ни стоило. Для себя я решила, что он ни в чем не виноват и причиной всему какая-то ошибка или чьи-то злонамеренные происки.
Но как он ни пытался вести себя обыденно, многое изменилось. Леонард часами скрывался у себя в комнате, прорабатывая линию защиты. Вечером, ложась спать, я часто слышала, как он плачет. Пытаясь хоть чем-то себя занять, он раз за разом перечитывал юридические документы, которые принес ему адвокат, но ничто не помогало. Казалось, он уже сдался.
Я, однако, сдаваться не собиралась.
После суда все изменилось. Не прошло и года с того утра вторника, когда пришли полицейские и арестовали моего мужа. Мы все были готовы к суду, и адвокат объяснил нам, чего ожидать, но мальчики все равно страшно переживали. В других обстоятельствах я была бы только рада увидеть Адриана, Диану и внука Джоши, которому уже исполнилось пять с небольшим… Но не сейчас. Диана провела с нами неделю, а потом, когда начался суд, забрала Джоши к своим родителям в Шотландию. Адриан остался со Стивеном и со мной.
Я ходила в суд каждый день, кроме второго дня процесса, когда там показывали найденные на компьютере Леонарда фотографии. Они были хорошо спрятаны, что лишь убеждало меня в том, что кто-то поместил их туда без его ведома. Он был членом руководства одной из крупнейших компьютерных фирм мира, но понятия не имел, как на самом деле устроены компьютеры. Он покупал и продавал активы, работал с акционерами и организовывал продажи, но не знал, как зашифровать жесткий диск или сделать что-то еще, в чем его якобы обвиняли.
Так или иначе, видеть эти фотографии у меня не было никакого желания.
Но их видели Стивен и Адриан. Даже Джанет присутствовала на суде — в молодости она работала в центре для подвергшихся насилию женщин и заявляла, что ничто не в состоянии ее потрясти, поскольку ей много с чем приходилось иметь дело. Но, похоже, она ошибалась.
В тот день они вернулись домой молча. Я приготовила им ростбиф с йоркширским пудингом, жареным картофелем, пастернаком, свежей капустой, морковью, подливкой и даже домашним соусом из хрена — в основном для того, чтобы хоть чем-то себя занять в те часы, пока дома никого не было. Но когда они пришли, есть никто не захотел. Все трое сидели за кухонным столом, озадаченно переговариваясь, пока я резала и раскладывала еду. Казалось, от их доброго отношения не осталось и следа. Они больше не искали способ помочь команде юристов, которую собрал Леонард. Они искали способ смириться с увиденным в суде.
Я пыталась их понять, поднять им настроение, сказать, что от подобной хандры Леонарду лучше не станет. Я уговаривала их что-нибудь съесть, убеждая, что они сразу почувствуют себя лучше.
Стивен закричал, что я ничего не понимаю и мои кушанья уже никому ничем не помогут.
За Джанет явился муж. Предполагалось, что он останется на обед, но они сразу же уехали домой. Мальчики были на кухне, а я сидела одна в столовой за накрытым на шестерых столом — я всегда накрывала Леонарду во главе стола, независимо от того, мог он за ним присутствовать или нет. Мясо удалось на славу, и с каждым куском я все больше злилась на детей за то, что они отказывают отцу в поддержке в час крайней нужды и не желают притрагиваться к еде, на приготовление которой я потратила весь день.
Покончив с обедом, я вернулась в кухню. Они о чем-то разговаривали, но, увидев меня, замолчали.
— Как насчет пудинга? — весело спросила я. — Я приготовила сливочное печенье, не хотите попробовать?
Стивен резко встал, скрежетнув стулом по терракотовой плитке пола, вышел и даже не взглянул на меня.
— А ты, Адриан? Не хочешь печенья?
— Нет, мама, — ответил он.
Я села рядом и положила ладонь ему на руку. По щекам его текли слезы. Вид моего плачущего взрослого сына потряс меня больше всего.
— Все хорошо, — сказала я, гладя его по плечу. — Все будет хорошо, милый! Они поймут, что все это ужасная ошибка, а потом отпустят его домой. И все снова станет на свои места.
— Ты не понимаешь, — проговорил он. — Эти фотографии…
— Знаю, знаю. Наверняка это настоящий кошмар. Но они были спрятаны на его компьютере, и…
— Он был на них, мама. На некоторых фотографиях был папа.
— Но ведь сейчас с фотографиями можно сделать что угодно? Фотошоп, или как оно там называется? Можно подделать…
— Это был он, мама. Если бы ты только видела…
Я все еще не могла поверить.
В суд они после этого больше не ходили. На следующий день я пошла туда сама, в оставшиеся два дня тоже. Я могла представить, как описывает все подробности дела пресса, учитывая пост, который раньше занимал Леонард, но преднамеренно избегала газет и не включала телевизор, возвращаясь домой.
Когда его признали виновным, я встала в зале суда и во все горло крикнула: «Нет!» Меня попросили выйти. На следующий день ему вынесли приговор.
Суд обошелся мне очень дорого. Он разрушил наш брак — несмотря на то что я была рядом с Леонардом на всех этапах процесса, он отказался со мной видеться, как только его осудили. Он не попросил свидания со мной, и даже, когда я сама обратилась напрямую в тюрьму, мне сказали, что заключенный не обязан видеться с теми, с кем не желает.
Стивен больше не появлялся. Я пару раз разговаривала по телефону с Иной, но на воскресные обеды они приходить перестали. Я звонила и спрашивала, можно ли повидаться с девочками, сходить с ними куда-нибудь, но у Ины всегда находились отговорки. Когда я начала настаивать, она сказала, что Стивен не хочет, чтобы девочки виделись со мной, пока не подрастут. Я ничего не понимала — ведь в этих ужасных деяниях обвиняли Леонарда, а не меня. Но Стивен сказал, что я наверняка все знала и покрывала его.
Я ничего подобного не знала и до сих пор не верила, что это правда. Все от него отказались, все его бросили.
Адриан увез Диану и Джоши обратно в Австралию, и, хотя сам он иногда звонил, мои звонки оставались без ответа. По мере того как шли месяцы и годы, он звонил все реже.
Многое изменилось и в наших отношениях с Джанет. Я часто звонила ей поболтать, и между нами возникло неписаное правило — не обсуждать Леонарда. Мы говорили о детях, о политике. Но даже эти разговоры почти сошли на нет. Она ко мне охладела, словно мой радостный тон вызывал у нее отвращение.