– У меня срочное дело, Маша.
– Идем в твой кабинет.
– Иди одна, я скоро приду.
Мария в упор посмотрела на мужа. Он перемещался по комнате, будто искал место, где можно укрыться от ее жесткого взгляда.
– Иди, Маша, иди… Я скоро приду.
Повернувшись на каблуках, Маруха вышла.
Альберт Иванович некоторое время стоял посреди кабинета, потом, ни слова не говоря, выбежал следом за ней.
Кириченко и Елена Феликсовна переглянулись.
– Что это было? – спросил он.
В ответ Еремкина достала платок и звучно в него высморкалась.
Взглянув на часы, Сергей отметил, что слишком долго пробыл в квартире Эдварда Кочаряна. Рабочий день шел к концу, а у него еще оставалось много дел. К слову сказать, сердиться было не на что. С помощью Кочаряна Сергей получил информацию, которая могла поставить расследование с ног на голову. Или же с головы на ноги. И Дуло не знал, какое из двух положений окажется правильным.
Он подъезжал к отелю «Рикс», когда позвонила Курочка. Нажав кнопку приема, Сергей думал о том, что результативность Нины Витальевны обескураживает.
– Слушаю, Нина Витальевна.
– Я нашла Мякишеву. Работает на Четвертом канале. Занимается подготовкой эфиров кулинарного поединка.
– Они что там, лапшой друг в друга кидаются?
Нина хихикнула.
– И что рассказала Мякишева?
– Она сообщила, что помнит Иванову и недавно встретилась с ней. Случайно.
– То есть они долго не виделись?
– Судьба развела, – промолвила Курочка.
– Красиво сказала, – заметил Дуло. – Договорилась о встрече?
– Да, сегодня в семь тридцать вечера, в съемочном павильоне.
– Не понял… Я сам должен к ней ехать?
– Вы. Другого времени у нее нет.
Сергей помолчал, потом буркнул:
– Давай адрес… – А когда записал, спросил: – Это где-то в районе Останкина?
Нина заметила:
– Надеюсь, у вас есть навигатор. Ни в коем случае не опаздывайте.
– Этого обещать не могу.
– Сегодня нет пробок, – проинформировала его Курочка.
– Я это заметил с утра, – сказал Сергей и тут же спросил: – В больницу звонила? Как Михайлов?
– Пока никаких улучшений. Он то приходит в себя, то отключается. К нему даже мать не пускают.
– Ты с ней общаешься?
– Каждый день говорим…
– Послушай, в следующий раз, когда будешь ей звонить, спроси между делом, когда к ней впервые пришел Пиньера. Если она вспомнит точную дату, я тебе, Курочка, вынесу благодарность.
– Слушаюсь, – сказала она и отключилась.
Пока они говорили, Сергей приехал и припарковался у подъезда отеля. Теперь требовалось выяснить все, что касалось присутствия здесь Варовских.
Выйдя из прохладного салона машины, Дуло ощутил удушающий зной раскаленной московской улицы. К счастью, в вестибюле отеля было прохладно. На подступах к ресепшен его встретила девушка-портье:
– Здравствуйте, Сергей Васильевич! Кирбик оставил для вас конверт.
– Перевод? – спросил Дуло, но сообразив, что вряд ли она знает, что там внутри, просто сказал: – Спасибо, – и забрал у нее конверт.
– Сам Эдуард Васильевич сегодня отсутствует. Я могу чем-то помочь?
Сергей не помнил имени девушки, скосив глаз на ее бейджик, прочитал:
– Марина, – после чего продолжил уверенней: – Мне нужно просмотреть имена всех ваших гостей в ночь убийства.
– Это несложно. Напомните, когда это было.
Удержав себя от фразы про короткую девичью память, Сергей назвал дату. Марина распечатала пачку листов и отдала их ему.
– Здесь все? – спросил он.
– Информация за три дня: за день до и на один день позже.
– Предусмотрительно, – похвалил ее Дуло и, забрав распечатки, пошел к диванам и креслам. Усевшись, положил на стол конверт с переводом и пачку листов с перечнем постояльцев. Сам себе удивлялся, казалось, что сейчас для него важней всего выяснить, снимали или нет Варовские номер в ночь убийства Пиньеры. Эта информация могла изменить ход расследования.
Но его рука тянулась к конверту. Сергею хотелось знать, что было дальше со Штейнхоффом. Запомнив его фразу: «Смерть летает быстрее», он был уверен, что летчик погиб, и было жаль. Последнее утверждение вступало в явное противоречие с детскими представлениями о страшной войне, где наши – всегда герои, а немцы – гады.
И все же долг победил. Сергей взял пачку бумаг с именами. Начал с того дня, когда все случилось, и сразу нашел фамилию директора галереи. В номере триста одиннадцать он провел ночь со своей супругой. Всего одну ночь.
Сергей почувствовал удивление, граничащее с разочарованием. Неглупый человек с серьезным общественным статусом снимает номер на свое имя, чтобы убить старика? Можно предположить, что убийства он не планировал. Тогда для чего провел ночь в отеле? Да еще наведался к Пиньере в номер под утро, когда нормальные люди в гости не ходят.
Если убийство планировалось, значит, Варовский убил старика ночью, а под утро пришел с женой замести следы или еще раз поискать то, чего не нашел. Это наверняка был рисунок. Противоречие заключалось в том, что за день до этого Варовскому стоило только позвонить секретарше, и рисунок бы лежал на его столе. Почему он не сделал этого?
Из всей этой истории было ясно только одно: когда Варовские пришли к старику под утро – тот был уже мертв. Криминалистика – наука серьезная, с ней не поспоришь. Если его убил кто-то другой, тогда почему Варовские не ушли сразу после того, как обнаружили покойника?
Когда в дверь постучал официант, Альберт Иванович надел халат чилийца, открыл дверь и без лишних вопросов заплатил за шампанское. Свое объяснение получил женский голос, который слышал Ягупов. В эту минуту Варовский советовался с женой, как поступить: открыть дверь или притаиться.
Сергей с грустью посмотрел на конверт с переводом, который по-прежнему лежал на столе. Потом взглянул на часы, взял конверт и сунул его в папку. До назначенной встречи в «Останкино» оставалось всего сорок минут.
У студии, которая представляла собой одноэтажную пристройку к зданию, стояла пестрая фура. По ее цветастой раскраске было ясно, что она имеет отношение к съемочному процессу.
Сергей зашел в пристройку. Оказавшись в коридоре с рядом открытых настежь дверей, он стал примеряться, к кому обратиться с просьбой найти Ольгу Мякишеву.
Он заглянул в первую дверь, там увидел пару столиков с зеркалами, за которыми сидели какие-то люди. Около них крутились не то гримеры, не то парикмахеры. Вдоль стены стояло еще человек пять, ожидавших своей очереди.