«Не хватало, чтобы сюда явился хозяин дома и застал меня в спальне вместе с его женой, – подумал он. – Будет весело!»

Пара движений, и звезда на зеркале превратилась в бесформенное жирное пятно. Катя не проронила ни звука, глядя на его действия. Что она чувствовала? Разочарование? Обиду? Злость? Ее попытка в первый же вечер затащить гостя в постель потерпела фиаско.

Лавров скомкал салфетку и достал вторую. Зеркало не очистилось до блеска, но он и не ставил себе такой задачи. Главное – знака больше нет, стало быть, и бояться нечего.

– Я пойду? – осведомился он.

– Вы… скажете мужу? – Катя покраснела до слез. – Давайте все забудем. Сережа не поверит. Он решит, что я…

Она осеклась и опустила голову. Лавров великодушно улыбнулся.

– Разве что-нибудь было?..

– Понимаете, отец мне все уши прожужжал маньяком, который убивает женщин. Он только и говорил об этом, умолял меня быть осторожнее. Я… смешно выгляжу? Да? Маньяк ведь не мог бы забраться сюда!

– С чего вы взяли, что ваше зеркало испачкал именно он?

Катя плотнее запахнула халатик, она дрожала. Ей удалось изобразить волнение.

– Н-не знаю… вдруг пришло в голову.

– Положитесь на меня, – придав лицу серьезное выражение, заявил Роман. – Я поймаю его.

Возвращаясь к себе, он давился смехом. Катя выбрала довольно примитивный способ явиться к нему в неглиже и показать свои стройные ножки. Она действовала напористо и решительно. Видно, супруг сильно насолил ей, раз она готова спровоцировать скандал.

Лавров и мысли не допускал, что хозяйка дома не притворялась и пентаграмма на зеркале появилась без ее участия…

Глава 13

Тем временем охранник, которому полагалось отдыхать после трудовых суток, беспокойно ворочался на диване. Сердце не на месте, сна ни в одном глазу. Принесенный горничной ужин остыл нетронутым. Леха к еде даже не прикоснулся.

Когда стрелки часов сошлись на полуночи, он встал, оделся и вышел из флигеля.

Во дворе было темно. Шел снег. Фонарь освещал лишь площадку перед входом в дом.

Леху неудержимо влекло к лаборатории, куда он не имел доступа. Однажды ему удалось заглянуть туда – случайно. Федор выгружал из машины какие-то коробки, привезенные хозяином, и перетаскивал их в подвал. Парень как раз проходил мимо и воспользовался моментом: недолго думая, скользнул следом. В углу лаборатории стоял скелет, стены покрывали иероглифы, нанесенные красной краской, в стеклянных и железных сосудах что-то бурлило, дымилось. Больше он ничего разглядеть не успел – Федор его заметил, раскричался и вытолкал вон. А потом доложил Прозорину, и тот сделал охраннику строгое внушение: «Еще раз сунешься не в свое дело, уволю!»

С тех пор Леха стал осторожнее. Вылететь с работы не хотелось. Но и преодолеть собственное любопытство он не смог. Улучив момент, следил за Федором, подслушивал его разговоры с хозяином и подглядывал за ними.

А разговоры они вели такие, что парня оторопь брала. Сначала он не верил своим ушам, после попривык. Возможно, он рискнул бы тайком проникнуть в лабораторию, но проклятый Федор-Франческо буквально дневал и ночевал там. А когда выходил, обязательно запирал дверь на ключ.

Больше всего Леху поражал тот факт, что никто из обслуги всерьез не интересовался ни Федором, ни его делишками. Люди перешептывались, старались не попадаться «монаху» на глаза – и только. Даже Тарас не обратил особого внимания на слова напарника про рыжебородого.

– Как же мне до вас достучаться? – вздохнул Леха и зашагал к дому.

Все окна в особняке были темными. Хозяйка в эту пору уже спала, а хозяин, скорее всего, задержался в лаборатории. Гость, о котором обмолвилась горничная, вероятно, тоже уснул.

Леха был уверен, что ему никто не помешает. Он подкрался к входу в цокольный этаж и замер, прислушиваясь. Кажется, хозяин с Федором вышли подышать. В лаборатории скапливались дым, угар и пары от кипящих жидкостей. Вентиляция не справлялась, поэтому время от времени Прозорин с помощником покидали душное помещение и наслаждались чистым воздухом, попутно обсуждая свои проблемы. Чаще это происходило поздно вечером, когда все спали.

– Сколько можно ждать? – возмущался хозяин. – Я устал от пустых обещаний, Франческо. Когда ты покажешь мне своего подручного?

– Я не виноват. Он не хочет показываться никому, кроме меня. Я пробовал, и ничего не вышло. Он не является.

– Почему же?

– Мы с ним давно привязаны друг к другу, а вы для него чужой.

– Я хочу, наконец, поговорить с ним! – настаивал Прозорин. – Я имею на это право. Ведь я плачу тебе немалые деньги, Франческо. А сколько мы тратим на реактивы и вещества, необходимые для наших опытов, лучше не подсчитывать.

– Это была ваша идея, – защищался «монах».

– Но ты уверил меня, что сумеешь воплотить ее!

– Я непременно выполню обещание.

– Когда же? Когда?!

– Ускорить процесс не в моей власти. Я делаю все необходимое. Надо набраться терпения.

При каждой фразе из ртов говорящих вылетало облачко пара, видимое в морозной тьме, рассеянной отсветами фонаря.

Леха притаился за деревом, ощущая щекой холодную шероховатость сосновой коры. Он боялся упустить хоть слово.

– Сведи меня с ним, – потребовал Прозорин. – Вызови его! Завтра. Что говорят мертвые?

– Они молчат, – замогильным голосом протянул Федор-Франческо. – Их глаза закрыты, уста запечатаны.

– Так распечатай, черт тебя дери!

– Я стараюсь…

– Лучше старайся, – рассердился Прозорин. – Удвой усилия. Как давно он являлся тебе?

– Третьего дня. Он был очень недоволен и сказал, чтобы вы поднесли ему кубок с живой кровью.

– Как это, с живой?

– Он имел в виду, с вашей кровью, – понизил голос Федор. – А в кубок вы должны положить палец, левый глаз и сердце.

– Мои?! Ты в своем уме?

– Конечно же, не ваши. Но человеческие! Иначе он отказывается от встречи с вами.

– Ты рехнулся, Франческо, – всплеснул руками Прозорин. – Где я возьму тебе человеческие органы? В мертвецкой?

– Это должны быть органы молодой женщины или ребенка. Свежие, а не из морга.

– Что ты несешь? – оглянулся по сторонам хозяин. – У тебя совсем с головой плохо!

– Я тут ни при чем. Вы сами требуете ускорить процесс.

– Ты обещал свести меня с Алибороном, – напомнил Прозорин. – А слово надо держать.

Леха уже слышал это имя раньше, во время подобных бесед на воздухе между Федором и хозяином. Он смекнул, что Алиборон – некий прирученный черт или демон, как называл его Федор-Франческо. И что исключительно Алиборон в силах ускорить процесс, в котором заинтересован Прозорин. Но демон оказался капризным и несговорчивым. Он выдвигал невыполнимые требования и упрямо отказывался показаться кому-либо иному, кроме Федора.