– Я не могу заставить его служить вам, как он служит мне, – объяснил «монах».
– Ты поил его кровью? Подносил кубок с человеческими органами? – засомневался Прозорин.
– Я сделал все, как он просил. Только это было давно.
– Когда?
– Очень давно! – важно произнес Федор и повторил, – Очень! С того часа мы вместе.
Хозяин помолчал, переминаясь с ноги на ногу. Его знобило не столько от холода, сколько от слов «монаха».
– Нельзя ли как-нибудь по-другому привлечь его на свою сторону?
– Можно. Он готов принять от вас клятву верности, написанную кровью, где будут изложены ваши взаимные обязательства.
– Ну уж нет! – взвился Прозорин. – Я не для того плачу тебе бешеные деньги, чтобы подписывать какие-то клятвы! Ты водишь меня за нос, Франческо. Испытываешь мое терпение!
– Я всей душой предан вам. Но принудить к сотрудничеству Алиборона я не в силах. Да в этом и нет необходимости. Мы можем продолжать свои опыты и рано или поздно получим результат. Не так скоро, как хотелось бы, зато самостоятельно.
За деревьями что-то хрустнуло, и мужчины повернулись в сторону, откуда раздался звук.
Леха прильнул к сосне и затаил дыхание. Неужели не он один подслушивает и подсматривает за Федором и хозяином?
– Ты слышал? – насторожился Прозорин. – Здесь кто-то есть.
Они замолчали, ожидая, что произойдет. Вокруг стояла морозная тишь, нарушаемая лишь потрескиванием деревьев и шорохом поземки.
– Ветер сорвался, – определил Федор и поежился. – Идемте спать. Поздно уже.
Прозорин кивнул и, не оглядываясь, зашагал прочь, а «монах» торопливо юркнул в подвальную дверь.
– Вот ты и попался! – прошипел кто-то Лехе в ухо и схватил его за шиворот…
* * *
У Кати внутри разгорелся настоящий пожар. Как она могла отправиться за помощью к чужому мужчине? Из-за чего она подняла переполох? Подумаешь, какой-то рисунок на зеркале!
Должно быть, Роман не поверил ни одному ее слову. Что он теперь думает о ней? Не дай бог, отцу расскажет… или мужу.
В библиотеке напольные часы пробили полночь. Катя перевернула подушку на другую сторону. Ее бросало то в жар, то в холод. О чем она только не передумала в эту зимнюю ночь. Впервые за годы своего замужества ее мысли занимал другой мужчина.
Кажется, она все-таки задремала, раз не слышала шагов Сергея.
– Ты еще не спишь? – удивился он.
От него слабо пахло дымом и химикатами. Этот запах не смывался под душем, не выветривался. Он въелся в поры, пропитал волосы мужа.
– Где ты был? – спросила Катя. – В лаборатории?
– Как обычно, – кивнул он. – Ты же знаешь. Наши опыты затянулись.
– Мягко сказано…
– Ты не в духе? – сразу определил он. – Голова болит?
– Мне нездоровится. Нервы, наверное.
– Принести тебе воды?
– Не надо.
Она колебалась, говорить ему о пентаграмме или промолчать. Уж больно глупо все это выглядит. Муж не поверит. Решит, что она нарочно намалевала на зеркале знак, чтобы привлечь к себе его внимание.
Катя лежала, глотая слезы, и корила себя за вздорный характер, за необоснованные подозрения и больше всего – за флирт с Лавровым.
– Боже! Как я устала… – простонала она.
– От чего, позволь узнать? – с раздражением осведомился Сергей.
В его тоне сквозило презрение и недовольство. Скрытое, но от того не менее оскорбительное.
– От нашей с тобой жизни, – призналась Катя. – Мы отдаляемся друг от друга, ты не находишь?
– Чем же плоха наша жизнь?
– Я живу сама по себе, а ты – сам по себе.
– Я предоставляю тебе необходимую свободу, – возразил он.
– Чтобы тоже быть свободным! Этим ты оправдываешь свои фанатичные увлечения. Тебя дома не бывает. Ты либо торчишь в конюшне, либо скачешь по лесам и полям, либо запираешься с Федором в чертовом подвале! Все, что мы делаем вместе – это едим и спим.
– Твой отец посоветовал мне заняться чем-нибудь. Я, как послушный зять, следую его совету.
– Он имел в виду бизнес, – огрызнулась Катя.
– Тебе отлично известно, что коммерция – это не мое. Прости, дорогая, но твои упреки беспочвенны. Тебе чего-то не хватает?
– Давай! Скажи про деньги, которых у меня вдоволь! Про родителей, которые воспитали меня капризной и балованной! Про дом, который полная чаша! Про то, что я бешусь с жиру!
– В самом деле, чего ты завелась? – удивился Сергей. – Тебе скучно? Поезжай в Москву, развейся. Поболтай с подружками, купи себе новых тряпок.
– Куда мне прикажешь их носить? Переодеваться к обеду и ужину? Мы никуда не ходим, нигде не бываем.
– Это было желанием твоего отца, – невозмутимо парировал супруг. – Он предложил нам поселиться в «Дубраве». Лично меня все устраивает. Неужели ты мечтаешь о светских тусовках? Хочешь стать «львицей» и попасть на обложку глянца? Извини, Катрин, мне претит публичность, и жить в городе я не собираюсь.
– Ты… предлагаешь разъехаться?
Катя брякнула это сгоряча, желая уязвить и припугнуть Сергея. Но не добилась ни первого, ни второго.
– Что ж, если ты будешь счастлива вдали от меня… я не против. Я не стану чинить тебе препятствий.
Он подошел к окну и отодвинул штору. В ночном мраке завывала метель. Был слышен шум ветра и шуршание снега по стеклам. Погода неожиданно испортилась, как и настроение хозяев дома.
Объяснение, не планируемое заранее ни мужем, ни женой, возникло спонтанно и набирало обороты.
– Ты… разлюбил меня? – всхлипнула Катя.
– При чем тут любовь? Тебе просто скучно. Скука – вот с чем ты борешься.
Вместо того чтобы упасть на колени, просить прощения и клясться в пылких чувствах, Сергей продолжал стоять к жене спиной и смотреть в окно.
– Между нами возникла стена, – выпалила Катя, со злостью глядя на его прямую широкую спину, которая раньше так ей нравилась. – И эта стена – Федор! С тех пор как он поселился у нас… все пошло наперекосяк!
– Чушь.
– Почему ты не смотришь мне в глаза? Повернись!
– Зачем? Я и так тебя слышу.
– Ты изменился…
– Все меняется, Катрин, – жестко произнес он. – И ты, и я… и ночь, и снег. Он никогда не бывает таким же, как вчера. Неизменна только смерть.
У Кати кровь похолодела в жилах от этих слов. Как она прежде не замечала происходящих в муже перемен? Или боялась замечать?
– Почему ты… заговорил о смерти?