— Рощин — выжил? — помертвела Славина.
Хорошо, что в кабине, где они находились, было темно, и Машка не увидела ее лица.
Рощин выжил… Значит, ей не показалось тогда, в темноте? И ее состояние тут не при чем?
Только сейчас, узнав об этом невероятном известии и, конечно, мгновенно вспомнив последние ночные часы на Сейв-Вэре, когда Рощин сначала заживо похоронил их с Максом, завалив вход в подземелье каменной глыбой, а потом вдруг оказался в пещере среди сумасшедших нацистов и второй раз попытался ее убить, Ольга впервые задала себе вопрос, который до этой секунды просто не возникал. Почему в своем фильме она совершенно обошла его чудовищную роль в той трагедии? Почему ограничилась изложением его теории, его рассказами о сейдах, его исследованиями, но ни на йоту не обвинила в происшедшем самого Влада, вдохновителя и генератора случившегося кошмара?
Более того, даже выстраивая программу и монтируя планы, ни разу не сбилась с основной линии — общество «Туле» — на параллельную и столь же важную — Влад Рощин!
Почему?
Что ее удержало? Или кто?
Словно в то время, когда она работала над программой, в той части мозга, где хранились сведения о злодействах Рощина, выключался свет. Опять мистика? Ведь если бы сейчас она не услышала эту фамилию, если б Машка не рассказала невероятное, что Рощин спасся, она бы и не подумала о том, что в ее программе не хватает ровно половины…
Стоп. Но ведь и излагая подруге о том, что произошло на Сейв-Вэре, она тоже опустила факты, связанные с Рощиным. Почему? Черт возьми, что происходит с ее головой? Кто без ее ведома включает и отключает сведения, в ней хранящиеся?
Или наоборот? Этот «кто-то», зная, что Рощин жив, сознательно оберегает ее от опрометчивых шагов?
И что теперь? Бежать к Шульгину и каяться, что программа не готова, и ее нельзя давать в эфир? А Шульгин, который и так пошел на беспрецедентный шаг — переверстал эфирную сетку — отменит и ток-шоу, которое сейчас репетируется, и уже проанонсированную вечернюю сенсацию? Нет, назад пути нет. Уже нет.
Ольга тяжело вздохнула и вновь попыталась сосредоточиться на действе, происходящем в студии. В конце концов, она — профессионал, и скоро ей идти в прямой эфир…
Последний кадр «Тайн Арктиды» завершился лаконичными титрами: автор программы — Ольга Славина.
Машка чмокнула подругу в щеку:
— Умница!
Вместе они вышли из кабинета Шульгина, где смотрели передачу, и мгновенно оказались в плотном кольце телевизионщиков. Секундное замешательство перекрыла волна аплодисментов.
Ольге Славиной, автору блестящего фильма, только что показанного в питерском эфире, рукоплескали коллеги. Она не знала ни одного лица из столпившихся в студийном коридоре людей, но видела одинаково восторженные глаза и ощущала полное профессиональное признание. Ей аплодировали товарищи по цеху, а это во все времена стоит дорого…
— Ну что, девчонки, пойдем? — обнял их Шульгин. — Мы их сделали!
Поздней ночью, когда Виктор, наконец, отбыл домой, зевающая Машка сказала:
— Лель, знаешь, теперь я за тебя спокойна. После этого эфира к тебе никто не сунется. Не посмеет. Так что завтра я могу с чистой совестью отчалить в родное Заполярье. А тебе — ждать любимого и пахать, пахать, пахать на новом месте работы!
— Спасибо тебе, Маш, — обняла подругу Ольга. — Мне теперь и в самом деле не страшно. Все позади. Во сколько у тебя самолет?
— Есть в восемь утра и в десять вечера. Может, мне утром улететь? Ты же все равно ни свет ни заря на студию помчишься? Видела я сегодня, как у тебя глаза горели. Да и я, честно говоря, без газеты уже дурею. Наркоманки мы с тобой!
— Точно. И ваш губернатор того же мнения.
— Ну, с нашими я разберусь, — грозно сообщила Мария. — Завтра же потребую, чтобы показали мне мои показания в деле!
Ранним утром прикорнувшие всего ничего, на пару часов, подруги вскочили по звонку будильника — до приезда такси оставалось полчаса. Пока Машка плескалась в душе, Ольга сварила кофе, сделала подруге нехитрый завтрак. Себе ничего готовить не стала, решив, что, проводив Машку, вполне может завалиться поспать еще пару часов.
Во дворе сонный ветерок качал синие хвосты мокрого тумана и лениво шевелил одинокие желтые листья, уцелевшие после метлы дворника.
— Ну, Лелька, пока! — расцеловала подругу Маша. — Если вдруг что, звони немедленно, обещаешь?
— Конечно, — кивнула Ольга. — И ты…
Такси весело фыркнуло и умчало подругу в невский утренний сумрак.
— Олечка, это вы? — перед Славиной выросла сухонькая фигурка со старым лысым пуделем на поводке. — А я слышу шум, думаю, неужели Максим Викторович приехал, а за Муркой не идет? Она, бедная, извелась вся от тоски!
— Господи, — обомлела Ольга. — Мурка! Как же я забыла? Любовь Ивановна, давайте, я ее прямо сейчас заберу!
Мурка, черно-белая пушистая кошка, любимица Барта и верная спутница его одинокой жизни, была оставлена под присмотр соседки. А Ольга, конечно, про нее даже не вспомнила.
— Муронька, — прижала она к себе метнувшуюся прямо от двери животину, — девочка моя, пойдем домой, я тебя сметанкой угощу…
* * *
Если бы кто-то задался целью проверить степень стоптаности полового покрытия в номере Рощина за прошедшую ночь, то был бы крайне изумлен: на крошечном пространстве, застеленном бордовым ковролином, ясно обнажился зигзаг, в точности повторяющий бесконечное путешествие Влада от кровати до двери и обратно.
Вечернее ток-шоу с исследователями мегалитов он посмотрел с наслаждением, но когда потом в кадре неожиданно появилась Ольга Славина, просто не поверил ни глазам, ни ушам.
Значит, это и есть обещанная сенсация?
Программу «Тайны Арктиды» он не смотрел. Он заглатывал ее внутрь по кадру, по плану, по звуку, доносящему с экрана. Странно, что телевизор не взорвался от гипнотического жара его взгляда.
Каждую секунду он ждал, что вот сейчас с рассказа о безумцах из «Туле» Славина переключится на него. И это ожидание оказалось настолько мучительным, что Рощин, никогда, даже в детстве, не грызший ногти, обкусал собственные пальцы до кроваво сочащегося мяса…
О его роли в разыгравшейся трагедии Ольга не сказала ни слова. Рощин не мог в это поверить и все ждал. И когда пошли финальные титры, и когда появилась заставка ночных новостей, и когда начались сами новости, а потом закончились…
Облегчение сменилось разочарованием, разочарование — недоумением. Почему? Почему Славина поступила так? Он снова ее недооценил. В который раз. Во-первых, она все же сделала программу, а во-вторых, совсем не такую, о которой мечтал Рощин. А в-третьих, пощадила его. Случайно? Умышленно? Или…