— Как вы взяли этих московских? — лениво спросил Корень.
Миклуха выпятил грудь:
— Я их по фотороботам вычислил, как в кино! А потом стволы в бок — и в тачку засунули. Там еще по башке настукали!
— Ты говори, кто стукал! — потребовал Тапок и выпятил грудь.
Корень хмыкнул.
— Это что! Сейчас их в подвале так обрабатывают! Я им не завидую!
— А эта сирена меня за душу взяла, — продолжал свою мысль Тапок.
Плотно зашторенные окна главной гостиной «Рая» озарялись желтыми, голубыми, зелеными и красными всполохами. Там, в большом зале, шел пир горой: звучала громкая музыка, народ жрал, пил, танцевал и произносил здравицы в честь Василия Буланова, Козыря, дорогого именинника… Оклеенное бронированной пленкой стекло мелко вибрировало, но сдерживало мощную звуковую волну, на террасе слышен был только пульсирующий бас и ударник да еще плеск волн о деревянную платформу.
Туманную сирену, прокричавшую вдалеке, слышали все, но никому не было до нее дела.
Трое парней из бригады Фаната, занятые в сегодняшней операции по розыску московских, вполголоса переговаривались о чем-то своем. Веселый Яшка Лаборант сворачивал на самодельном станочке косяк для Миклухи, сопровождая свои действия подробными и сумбурными комментариями. В обширном хозяйстве Умного Яшка был «главспец по качеству» — скромный гений, который мог на вкус определить любую постороннюю примесь в дури вплоть до десятых долей процента, а место происхождения товара указывал с точностью навигационного устройства. Корень просто сидел на террасе сам по себе, сидел и курил, глядя перед собой. Именно к нему и обращался Тапок, которого после событий в аэропорту и выпитой водки все не отпускала нервная суетливая озабоченность:
— Это ж, наверное, тот самый катерок… «Ставрида», ага? — Он несколько секунд выжидающе буравил Корня глазами. — Ермолаев катер, ущутил? Ермолай хотел там плавучее казино замутить, ко всем приставал… Ага?
— Ага, — с подчеркнутой артикуляцией отозвался Корень, не меняя позы.
— Типа того… Тоскует душа, — сказал Тапок. — Зовет, типа. Ага. И тоскует.
— Кого душа? — поинтересовался Корень.
— Ермолая, ясно, — сказал Тапок.
— А куда зовет?
Тапок подумал:
— Не знаю. Может, ему просто тоскливо там, под трубой… — Тапок задумчиво шмыгнул носом. — Вот он сигнал и подает: привет, брателлы, типа… Ага.
Корень как-то не проникся.
— Привет он тебе на том свете скажет, дурила, — буркнул он. — Нажрался в сопли, гонишь пургу.
— А чего гоню? Чего пургу? — искренне удивился Тапок. — Ты ж сам сирену слышал, нет? Это ж факт!.. Я ж фактами это, как его…
— Оперируешь, — улыбнувшись, вставил Миклуха.
— О-пе-рирую, — подтвердил Тапок.
— Ты у нас типа опер, — сказал Корень.
Фанатовские парни загоготали. Тапок медленно развернулся к ним, скорчив грозное лицо и выставив указательный палец. Но тут какая-то новая мысль овладела им, лицо Тапка снова вытянулось, брови поползли вверх.
— А может, он предупредить о чем нас хочет? — произнес он таким уморительно таинственным тоном, что впору было заподозрить, будто Тапок просто разыгрывает идиота. — О чем-то плохом, ага? Сигналит Ермолай с того света: опасно! беда! зырьте в оба, брателлы!.. Ага!
— Святой Ермолай, в натуре! — радостно поддержали его гипотезу фанатовские.
— А это уже не ваша печаль, — с той же отчетливой артикуляцией сказал им Корень. Бредни упившегося Тапка ему самому действовали на нервы, но и гости, люди совершенно тут посторонние, явно переступали рамки приличия.
— Да мы и не печалимся, — заметил кто-то из фанатовских. — Ржем, как видишь.
— Ржать в своем стойле будешь, — отозвался Миклуха. Подумав, добавил: — И срать тоже.
— Какие грозные виды, — заметил фанатовский, поднимаясь с места.
Миклуха поднялся тоже, на ходу затирая о скамейку недокуренный косяк.
— Остыли, идиоты, — поморщился Корень. — Сегодня именины у старшого, не портите ему праздник. И себе, кстати, тоже.
Фанатский подумал, подсчитал что-то в голове и натянуто рассмеялся:
— Истину глаголешь!
— Ага. Вот и топай тогда, выпей водки. Говорят, в ней тоже истина, — сказал Корень.
Шумно поднявшись со скамейки, фанатские потянулись к выходу. Через открытую дверь на террасу выплеснулся громкий и мутный, как частица потопа, звуковой вал.
И снова наступила тишина. Тапок стоял, спиной опасно прислонившись к перилам, и балансировал рукой с зажженной сигаретой.
— Верно, брателлы. Как-то холодно здесь вдруг стало… — пробормотал он. — И куда это мы только зы… зы… ф-ф-фф… Как это, Миклуха?
— Смотрите, кто-то пожаловал, — оборвал его Корень, показывая на тонущий в сумерках невысокий пригорок у въезда в «Рай». Дорогу, идущую по его вершине, прорезал свет автомобильных фар.
— Машина… Нет, две. А наши все на месте, никого не ждем вроде бы.
— Я Киркоса еще не видел, — сказал Яша Лаборант.
— Киркос в Самаре, его не будет, — сказал Миклуха.
— А кто тогда?
— А хрен его знает. Менты дорогу обсели, да и пацаны Волкодава все контролируют, на въезде он сам дежурит, его забота…
Корень тяжело поднялся, уперев руки в скамейку. Подошел к Тапку, отвел его подальше от перил, взял у него изо рта сигарету и бросил в его же недопитый бокал.
— Смотри, кувыркнешься, дурила. Прочухался хоть немного, а? Пошли, согреемся, может, сожрем чего.
— Ништяк, — Тапок мотнул одновременно головой и рукой. — Идите. Я щас. Щ-щас.
* * *
Большой гостиной она называлась не зря. В центре зала волной застыла полукруглая сцена, где разместились не только участницы известной московской поп-группы — три сисястые девицы, прозванные в столичной тусовке «Поющими трусами», хотя на самом деле название у них было другое, — но и две тонны аппаратуры, и походная дым-машина, из которой полз, стекая вниз и раздаваясь по полу, густой тяжелый туман. Танцевальной группе, состоящей из бритых негров с обнаженными торсами, пришлось, правда, разместиться вокруг сцены. Но это не беда, потому что, во-первых, они негры, а во-вторых, потому что места в зале хватало с избытком.
В-третьих, всем было наплевать на то, что происходит на сцене и вокруг.
Подумаешь, группа. Подумаешь, негры.
Колыхались головы в пульсирующем свете и тоже как бы дружно и ритмично, удивительно слаженно пульсировали на «раз-два-раз-два». Десяток-другой голов. Кто такие? Так сразу и не скажешь. Белковые организмы, представители рода хомо сапиенс. Многие из присутствующих входят в элиту Тиходонска, если, конечно, верить местным журналам, ими же и оплачиваемым. Многие состоят на учете в милиции, а некоторые в ней работают, и в милиции, и в специальных службах, некоторые принадлежат к местному бизнесу.