— Может быть, сообщить координаты вашим властям? — Пилот явно издевался.
— А что это за остров и где он находится?
— Это шведский Скьёле, тридцать миль восточнее центра Эланда.
— В таком случае, ничего не поделаешь, но вы обязаны нас интернировать.
— Ладно, оставайтесь там и никуда не уходите.
Самолет сделал еще один круг, после чего, набирая высоту, стал удаляться на запад.
— Шутник, — проворчал Алекс, снимая наушники. — Эй, вы там, несите назад вашего шведа, и пусть он сидит здесь на связи и больше не вылезает.
Спрыгнув на землю, он рассказал остальным о своем разговоре со шведским пилотом.
— А они не стукнут людям толстого Германа или морякам папы Карла? Мол, заберите тут своих разгильдяев.
— Могут, — сурово произнес Шеллен. — Я бы на их месте так и поступил.
— Это почему?
— А возни меньше.
Через два часа к острову подошел эсминец со шведскими флагом и гюйсом. Он встал на якорь в нескольких кабельтовых, выслав к берегу катер. Немцы, кто был в состоянии доковылять, построились на бетонном пирсе. Они не могли скрыть радостных улыбок. Они были везунчиками, избранниками судьбы, любимцами богов. Война для них заканчивалась наилучшим образом. Ад Восточного фронта, животный страх перед большевистским пленом, недавнее беспощадное истребление среди холодных морских волн — все с этого момента переходило в категорию кошмарных сновидений. Можно уже подумать о доме, побеспокоиться о родных и близких, набросать в уме строки первого письма на родину.
Алекс поддался всеобщему ликованию. Стоя в одном строю с вражескими солдатами, он снова не ощущал себя их противником. Рядом с ним чихал и кашлял радостный Очкарик. Разве он был врагом? И разве мог Шеллен выйти сейчас вперед и перед всеми объявить себя солдатом вражеской армии? Нет, только не сейчас. Он сделает это позже. У него еще будет время.
Шведы проверили документы, составили список. Тяжелораненым вкололи морфин и противостолбнячную сыворотку и на носилках перенесли на катер. Несколько человек тем временем обследовали остров.
— Ваш самолет? — спросил один из офицеров Шеллена. — Исправен?
— Думаю, да. Так… несколько царапин.
— Сможете перегнать на наш аэродром?
— Без проблем.
Однако после переговоров по радио поступила команда оставить пока «Фокке-Вульф» на месте.
— Завтра его заберут наши летчики, — пояснил шведский офицер. — У нас скопилось уже столько ваших самолетов, что некуда ставить, — вероятно, пошутил он.
В это время катер, перевезший раненых, вернулся за остальными. Покидая островок, Алекс в последний раз окинул его взглядом. «Действительно Скьёле, — подумал он, — иначе и не назовешь».
Через два часа эсминец доставил всех подобранных на Скьёле в порт Бургсвик на юге Готланда. Здесь им объявили, что они интернированы и их судьбами отныне занимается шведский Красный Крест. Из порта всех, кто был здоров, перевезли на автобусе к окруженному распаханными полями и густыми рощами крохотному городку Хавдем. Дорога заняла не более двадцати минут. Рядом с городком, более походившим на скопление фермерских усадеб, находился летний военный лагерь, в котором уже размещалось около сотни немецких солдат и офицеров. Пару месяцев назад одну из казарм лагеря, носившего название Линген, обнесли гладкой проволокой без колючек, прикрепив ее к вбитым в землю полутораметровым кольям. Вышек не было. Охрану поручили роте пехотного полка, расквартированного на Готланде. Это была узкая южная часть острова, так что от ближайшего восточного побережья лагерь отделяло чуть более четырех километров, а от западного — около восьми.
— Нашего полку прибыло, — приветствовал новичков старший офицер в чине гауптмана. — Откуда вы, парни?
После короткого знакомства гауптман Дильс рассказал вновь прибывшим о порядках, установленных в лагере Линген:
— Шведы относятся к нам вполне лояльно, поэтому и мы должны вести себя соответственно. Никаких трений с местным населением я, как старший офицер, пока меня не сменит кто-то другой, категорически не допущу. Условия здесь не отличаются от тех, в которых живут шведские солдаты. Кормежка и табак по нормам их армии; раз в неделю — смена нательного белья; каждые десять суток — выплата денежного довольствия. В месяц вы имеете право на два письма и четыре открытки. У нас имеется радиоприемник, несколько книг, а комендант Рольф Угглас регулярно получает газеты. Так что, если кто понимает по-шведски, можете обращаться. Ну а у кого чешутся руки, те могут найти им применение на полях фермеров или на строительстве дороги и коровников. Да! Раз в неделю по субботам — перекличка личного состава. Отсутствие на перекличке без предварительной договоренности считается побегом. Поймают — лишат возможности выходить за ограду. Вопросы?
Вопросов было много. Вахмистр Блок задал, пожалуй, самый идиотский:
— Сколько времени нас здесь собираются продержать?
— Сначала нужно дождаться окончания войны. Или вы снова хотите на фронт?
Несколько следующих дней Алекс вместе с остальными отсыпался и, по большому счету, откровенно бездельничал. Ему, как лейтенанту, выплатили двадцать крон. Вилли Гроппнера приравняли к рядовым и выдали положенные в этом случае двенадцать крон, на которые через солдат охраны он тут же накупил почтовых конвертов, конфет, печенья и заказал книги на немецком языке.
Однажды они сидели на лавочке возле казармы и грелись на солнце.
— Хорошо! — Очкарик прикрыл глаза. — Послушай, Генрих, как ты считаешь, Германию ведь оккупируют?
— Само собой.
— А Саксонию?
— Ну а ты как думал.
— А кто?
— Не знаю; полагаю — русские.
— Ты уверен?
— Я же сказал — не знаю. Когда я уезжал, они были совсем рядом.
— Как же мы вернемся? Ведь у меня там мама…
«А ведь он не знает, что случилось с Дрезденом, — догадался Алекс, — рассказать или пока не стоит?»
— Сначала посмотрим, какая будет обстановка, — сказал он, — а там видно будет. Тебя еще никто не собирается отпускать.
— А как думаешь, сколько нас здесь продержат?
— Поговаривают — после войны еще месяца три.
— Тогда поеду в Кёльн к тетке, — Гроппнер закинул руки за голову и мечтательно уставился в небо. — Поехали со мной? Я познакомлю тебя с кузиной…
— А если и там будут русские?
— Алекс… то есть, прости, Герман, не шути так. Не могут же они быть везде.
— Кто их знает…
Видя, как шведы вкапывают новые столбы, чтобы огородить еще несколько казарм, интернированные догадывались, что лагерь готовят к приему большого пополнения. И оно не заставило себя ждать. Начиная с двадцатого апреля не было дня, чтобы в ворота Лингена не вошла очередная партия немецких солдат. Все они бежали с побережий Курляндии на катерах, буксирах, тральщиках и простых лодках-плоскодонках, и по их виду можно было догадаться, сколько всего выпало на долю этих людей за последние недели. В основном они самостоятельно достигали Готланда, некоторых подбирали шведские рыбаки или военные моряки. В начале мая у южной оконечности острова шведы обнаружили изрешеченный пулями немецкий десантный катер. Из находившихся на его борту девяноста человек шестьдесят были убиты, а все остальные ранены. Убитые так и лежали на палубе, руки и головы некоторых свисали с бортов. От прибывших в лагерь в начале мая Алекс узнал, что в район Либавы протянули воздушный мост для эвакуации окруженных частей, и что мост этот организовали не фюрер и не Геринг, а кто-то другой. Говорили, что самолеты взлетали с норвежских аэродромов, где их заправляли англичане. Людей вывозили в Данию или Шлезвиг-Гольштейн, запихивая, когда не было «Юнкерсов», по три-четыре человека (помимо пилота) в кабину и фюзеляж «Фокке-Вульфов».