— Ты же хотела, — напоминает Алексей.
— А теперь не хочу.
— И не надо, — обрадовался Шеф. — У меня дочка, внучка, собака, зять скрипач, дома галдеж, сумасшедший дом.
— А сколько у вас комнат?
— Это не имеет значения. Даже если бы у меня было восемь комнат, моя внучка была бы одновременно во всех восьми.
— Значит, так: жить будем у меня. У меня уютно, правда, Алеша?
— А ну пойдем потанцуем!
Алеша взял Нинку под локоть и повел ее в веселую толчею.
Танцуют друг перед другом.
— Тебе не стыдно? — спросил Алексей.
— А чего мне стыдно?
— Вот так сразу. На первого встречного.
— Это не первый встречный. Это Шеф. Твоя рекомендация. Я привыкла тебе верить.
— А может быть, я тебя испытывал.
— Испытывать хорошо самолеты. Они из железа.
Нинка резко поворачивается, возвращается к столику.
— Идем потанцуем, — позвала она Шефа. — Как тебя зовут?
— Алексей Николаевич. Алеша.
— Тоже Алеша? Я это имя слышать не могу. Я буду звать тебя Борисом.
— Но я не Борис.
Шеф с удовольствием уходит за Нинкой. Она припала к его широкой груди, как бы спасаясь, защищаясь. Он обнял ее своими крупными руками. Они медленно качаются обнявшись.
Алексей стоит неподвижно, и на фоне движущихся, скачущих людей его неподвижность еще очевиднее.
Северный приют.
Островерхий домик в горах глядит на мир тремя окнами. К одному из окон подходит старый осел. На его спине сидит очень старый ворон Яков. Яков стучит клювом в окно. Три раза с равными промежутками. Потом осел делает несколько шагов и перевозит Якова к следующему окну, тот снова стучит три раза. Так они зарабатывали себе на хлеб.
Из домика выскакивают Алеша, Игорь, Сенька и Тенгиз. Моются снегом.
Кадр застывает, как на фотографии.
Алексей у себя в комнате. Глядит в потолок.
Поднимается с постели, идет в другую комнату. К жене. Окликает ее:
— Лена, а как ты думаешь, осел и ворон еще там?
Лена поднимает голову. Ничего не понимает.
— Я говорю, Яков и Прошка еще не сдохли?
Лена отворачивается, накрывает голову одеялом.
— Лена… — Алексей хочет что-то сказать. Потом передумал.
Ушел.
По коридору носились подростки, как стадо бизонов, и Алексей боялся, что его собьют с ног и затопчут.
Он нашел дверь с табличкой «Учительская». Вошел.
— Здравствуйте, — поздоровался Алексей. — Простите, а где Антонина Исидоровна?
— В кабинете домоводства.
— Спасибо.
— Вы отец Коржиковой?
— Да, — растерялся Алексей. — А как вы узнали? Я ведь никогда не был в школе.
— А вы похожи…
Алексей сидел за партой, а Антонина Исидоровна за своим столом.
— Она на истории списывает алгебру, на алгебре — физику и в результате не знает ни истории, ни алгебры, ни физики.
Алексей молчал, будто это он списывал на уроках.
— Мало того что она сама ничего не делает, она еще возвела это в принцип и презирает тех, кто хочет учиться. Может быть, есть смысл перевести ее в ШРМ?
— Куда? — испугался Алексей.
— В школу рабочей молодежи. Там меньше требования. У нее будет лучше аттестат.
— А зачем хороший аттестат при плохих знаниях? Это же неправда.
— Я забочусь не о себе, а о вашей дочери.
— Если вы действительно о ней заботитесь, если вам небезразлично ее будущее, то я хочу попросить вас об одном одолжении.
— Я слушаю вас…
— Поставьте ей в четверти двойки по истории, алгебре, физике.
— То есть как… три двойки? В четверти?
— Вы же только что сказали, что она не знает этих предметов.
— Да, но… она сразу потянет класс на последнее место. Наша школа имеет лучшие показатели в Гагаринском районе.
— Значит, вы поставите ей тройки?
— Тройка — это тоже, в общем, плохая отметка. Три — это посредственно.
— Отчего же, — возразил Алексей. — Три — это удовлетворительно. Все удовлетворены. Она и дальше будет жить по принципу: «сойдет». Я вас очень прошу, я требую, чтобы вы поставили ей двойки. В противном случае я буду жаловаться в роно.
Алексей поднимается, выходит из класса.
— Ты с ума сошел… — тихо, потрясенно проговорила Лена. — Как же Наташа теперь будет там учиться?
— А она не будет там учиться, — спокойно сказал Алексей.
— Ты хочешь, чтобы она ездила в школу рабочей молодежи вечерами и возвращалась ночью?
— Она будет учиться в Южногорске.
— Что?
— Собирайтесь. Обе. Берите самое необходимое. Остальное я вышлю контейнером.
— Ничего не понимаю, — растерялась Лена. — Ты что, с ума сошел? Куда собираться?
— Я же сказал: в Южногорск.
— Зачем?
— Вы будете там жить. У моего брата. Я договорился.
— Ура! — обрадовалась Наташа. — Я очень люблю дядю Вову. Папа, я возьму кассетный магнитофон.
Наташа выходит вприпрыжку.
— Ничего не понимаю. Что случилось?
— Я от вас ухожу.
— Ты нас бросаешь?
Алексей молчит. Ему трудно говорить.
— Алеша, я все понимаю. Мы живем уже семнадцать лет. Со временем сексуальные связи слабеют, а человеческие крепнут. И еще неизвестно — какие сильнее. Мы не просто муж и жена. Мы — глубокие родственники. А родственников не бросают. И не меняют на других.
— Я вас не бросаю. Вы будете жить у моего брата. Он о вас позаботится.
Лена подставляет табуретку. Влезает на нее. Открывает антресоли.
— Ты куда? — растерянно спросил Алексей.
— Как куда? За чемоданом. Не повезу же я свои платья в авоське.
— А почему ты так быстро согласилась? — растерялся Алексей. — У тебя же здесь работа. Студенты. Ты же кандидат.
— В Туркмении, между прочим, чем выше у невесты образование, тем меньше калым. А кандидатки вообще бесплатно. Еще сами приплачивают.
— Ты же не в Туркмении живешь.
— Все равно. Надоела европейская эмансипация. Кандидатская… потом докторская. Мне бы шальвары с бубенчиками и в гарем…