Это не пинок. Это знак того, что мне не нужна собака. Из этого салаги десантника не получится.
Он скользит. Пол натерт воском. Пол гладкий. Мех на заднице Салаги и подушечках его больших щенячьих лап не улучшает сцепление с гладкой поверхностью. Технически его перемещение в пространстве достигается при помощи носка моей туфли.
И я продолжаю придавать Салаге ускорение, пока мы не достигаем порога ванной. В этой точке я даю ему последний пинок и захлопываю за ним дверь. С секунду я подумываю о том, чтобы войти за ним и захлопнуть дверь за нами обоими. Но у меня такое чувство, что для меня нет никакой разницы, по какую сторону от двери ванной находиться. В любом случае, я нахожусь в собачьей конуре.
Нам с Салагой надо сходить за газетами. Сейчас. Но вернется только один.
Исузу одобряет этот план. Она предлагает оставить его снаружи, когда взойдет солнце. Думаю, у меня есть идея получше.
См.: Марти. Большой послужной список. Очень блестящие идеи.
— Отец Джек… — начинаю я, когда отец Джек открывает дверь.
— Это и есть ваш небравый Солдат? — спрашивает он, протягивая руку, чтобы почесать Солдата за ухом.
— Он самый, — отвечаю я.
И в эту секунду сверхъестественная легкость наполняет мою грудь — чувство облегчения, что по крайней мере одна ложь, которую услышит от меня отец Джек, задним числом оказывается правдой.
— А бант зачем?
— Это его вещь, — говорю я, чувствуя, как легкость испаряется. — Он любит наряжаться.
— Это он вам сказал?
— Намекнул, — я стягиваю бант с шеи Салаги, задевая его большие щенячьи уши. — Кое-кто бросил мне вызов. Это было что-то типа…
— …типа пари?
Я качаю головой и позволяю ей застыть в таком положении.
— Марти, Марти, Марти…
— Знаю, каюсь, — говорю я, и раскаяние в моем голосе — не совсем игра.
А может быть, и игра. Но более чем азартная.
— Вы хотя бы выиграли?
— Я по уши в дерьме, — отвечаю я. — Разбит в пух и прах. Не знаю, что и думать.
— Если бы вы были склонны думать, Марти…
— Знаю, знаю, — я делаю паузу. — Вам нужна собака? Он уже не делает лужи, а просится гулять. Почти никаких расходов. Только наливайте ему немного в мисочку, когда готовите кое-что для себя, и…
— Не думаю, что они с Иудой будут жить душа в душу. Вам так не кажется?
Почему это может понять любой, кроме меня? Щенки-вампиры — прекрасные домашние животные, но только для вампиров. Да уж, открытие…
— Я об этом не думал, — уклончиво говорю я.
— Мы это уже обсудили, — шутит отец Джек. — Следующая тема.
— Вы не знаете никого, кто любит щенков? Вампиров, шоколадных лабрадоров. Это самый милый щенок на свете, и гарантирую, что он всегда будет таким же милым.
— Почему же вы пытаетесь избавиться от своей собаки?
Хороший вопрос. Почему я пытаюсь избавиться от собаки, которая якобы прожила у меня по крайней мере несколько месяцев? Что могло измениться, из-за чего мне внезапно потребовалось избавиться от своей собаки?
— Трудно сказать, — говорю я.
Отец Джек смотрит на меня, на его губах лукавая ухмылка.
— Марти, — он говорит. — Я тот человек, которому можно рассказывать такие вещи. Я же не прошу вас называть мое второе имя.
— Думаю, «Джозеф», — шучу я.
Никуда не годится.
— Ох, отшлепать бы вас, — говорит отец Джек, касаясь моей головы ребром ладони и приглаживая выбившийся вихор. — Я серьезно, Марти. Доверьтесь мне. Доверьтесь.
Хорошо, я лгал все это время, пока вы думали, что я вам доверяю. У меня нет проблем с азартными играми. Правда заключается в следующем, я взял на воспитание смертного. Я взялся воспитывать его с самого начала, и это оказалось куда сложнее, чем на словах. Конкретная ситуация: сегодняшняя ночь. По всей вероятности, с Исузу Солдату ужиться будет не легче, чем с Иудой. Это означает, что я должен избавиться или от щенка, или от ребенка. И учитывая, что Солдата я только что купил, что я не вкладывал в него душу…
Ваши комментарии? Ваша реакция? Прошу!
— Мне нужны деньги, — говорю я. — Карточный долг.
— Вам не приходило в голову вернуть его тем, у кого вы его купили? — спрашивает отец Джек. — Как я понимаю, его уже сделали вампиром, верно? Он, можно сказать, как новенький. Это не стереосистема, у которой есть срок годности и все такое.
Думаю, это прокатит. Или так, или мне придется посадить его на цепь под дерево и позволить солнцу сделать за меня грязную работу, как советует Исузу. Мне приходит в голову одна мысль: следовало бы обеспокоиться тем, насколько быстро она это придумала. Как будто уже размышляла на эту тему, но в ином контексте. К счастью, моя способность к самообману и отрицанию очевидного еще больше, чем способность откладывать удовольствие на потом.
— Думаю, это получится, — я делаю паузу, ощущая, что консультация близится к завершению. — У вас не найдется…
На самом деле мне не следует больше ничего говорить. Начинается формалистика.
— Свежих газет?
Я киваю.
— Почему бы вам самому не купить? — ворчит отец Джек, удаляясь.
— Это почти все, что есть, — объясняет он, когда возвращается. — Спортивных новостей нет.
— Вот и хорошо, — говорю я.
Спортивных новостей не бывает. Это еще одна формальность.
— Иуда их еще читает, — говорит отец Джек; эта реплика — плавный переход к прощанию.
Или, во всяком случае, половина прощания. Я жду.
— Если вы понимаете, о чем я, — добавляет он.
У меня в руке еще ничего нет, и я хлопаю себя по лбу. Со стороны может показаться, что я пытаюсь прибить муху.
— Бинго… — говорю я. — Пачизи… [55]
Отец Джек машет рукой.
Парень из зоомагазина смотрит на меня как, словно я спятил.
— Да он и мухи не обидит, — твердит он. — Смотрите. Смотрите!
Он довольно грубо сует запястье в нос Солдату, оттягивает ему верхнюю губу, заставляя его показать свои зубки-иголочки.
— Видите? Никого он не кусает.
Он следит за мной, пытаясь прочитать мои мысли вышеупомянутым способом, который, как я уже говорил, не работает.