— Однажды я заставил короля ждать, — сказал Сгий Жел-ри. — Теперь мне хотят дать понять, что такое непозволительно.
— Поэтому ты и забрался сюда? — лукаво спросил Сен-Жермен, укладывая в корзину кувшины.
Мальчик рассмеялся.
— Отчасти, да. Но в основном для того, чтобы попрощаться. И заодно выразить сожаление, что нашим путям суждено разойтись. — Он поерзал на стуле и, навалившись на стол, принялся перебирать пакетики и флаконы. — Их караван через три дня отправится в Лхасу. Я сговорюсь, чтобы они прихватили и вас. Там охрана и все такое. К инородцам, путешествующим вместе с особами королевского рода, никто не осмелится подступиться.
— Благодарю, — сказал Сен-Жермен, тронутый подобной заботой, хотя уже велел Руджиеро найти подходы к проводникам.
Взрыв шума за окнами достиг апогея. Тигр-демон взревел и завыл.
— Они так беснуются ежегодно, — сказал Сгий Жел-ри.
— Это тебя беспокоит?
— В какой-то степени — да, — пожал плечами мальчик. — Все эти действа по сути уход от истинного пути. В большинстве своем они связаны со сменой сезонов, а их корни подпитывает древняя религия Бон. Многие ламы не хотят это признать, но такова правда. Старые колдуны, не жалея усилий, пытаются подчинить себе силы природы, не понимая, что сила на самом деле одна.
Сен-Жермен поднял брови. Осторожно опустив на дно корзины стеклянный сосуд, он спросил:
— Ты прочел это где-нибудь или дошел до этого сам?
— Сам, как, наверно, и ты. Это единственная возможность хоть что-то понять. — Сгий Жел-ри постучал по небольшой деревянной шкатулке. — Что там?
— Рубины и алмазы, — сказал Сен-Жермен.
— Ты умеешь их делать? — Мальчик заглянул внутрь шкатулки и помешал камни рукой.
— Да. — Сен-Жермен поднял корзину, пытаясь определить ее вес. Сочтя его недостаточным, он принялся загружать в нее всякую мелочь. Пауза, возникшая в разговоре, казалось, не тяготила его.
— Как странно, что эта комната вновь опустеет, — нарушил молчание Сгий Жел-ри. — Не знаю, поймешь ли ты меня правильно, но все же скажу, что никто до тебя не смел обращаться со мной как с ровней. Еще скажу, что мне будет этого не хватать.
— Ты необыкновенный ребенок, — задумчиво сказал Сен-Жермен. — Немудрено, что все тут глядят тебе в рот. С этим нужно смириться.
— А одиночество? — возразил Сгий Жел-ри. — Ты ведь знаком с этим чувством, не так ли? Я могу говорить с тобой и о нем, ведь ты многое испытал в своей жизни. А здешние ламы? Что видели в жизни они? О чем я могу беседовать с ними? — Голос мальчика зазвенел от обиды, и, чтобы себя успокоить, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух. — Я сознаю ответственность своего положения и делаю то, что должен. Но в то же время хочу, чтобы кто-то делил эту тяжесть со мной. Хотя бы в какой-то мере.
Сен-Жермен отложил в сторону тряпку.
— Сгий Жел-ри, — мягко произнес он, — я ничем не могу тут помочь, хотя и очень хотел бы. Ты обрел свой путь, ты идешь по нему, и справиться с тем, что мешает тебе, тебе же лишь и под силу.
Он умолк, прошелся по комнате, потом, повернувшись, сказал:
— Смотрящий на звезды рискует упасть, споткнувшись о камень, которого он не видит. Поговорим о конкретных вещах. Мне бы хотелось предостеречь тебя. На мой взгляд, настоятель Сньин Шез-раб — честолюбив и завистлив. Сомневаюсь, что он отдает себе в этом отчет, но тем не менее ты, Сгий Жел-ри, ценен для него лишь как средство, которое он будет пытаться, если уже не пытается, использовать в собственных целях.
— Я вижу его насквозь, Сен-Жермен, — отмахнулся Сгий Жел-ри. — Сньин Шез-раб стремится к неограниченной власти. Но пока это связано с усилением влияния нашего братства, я смотрю на его уловки сквозь пальцы и заострять на них внимание не хочу.
Ох, подумал вдруг Сен-Жермен, до чего ж эти дети самонадеянны! Где взять слова, способные пронять девятилетнего дурачка? Как убедить его, что жизнь гораздо сложней, чем он себе ее представляет, и что ни при каких обстоятельствах человек не должен доверяться тому, кто мечтает превратить его в послушную куклу? Он хотел было положить руку на плечо маленького упрямца, но не решился и ограничился тем, что пробормотал:
— Ты уникален, а уникальным личностям свойственно…
— Нет! — с живостью перебил Сгий Жел-Ри. — Ни о какой уникальности речи тут не идет. Желтые Одеяния издревле избирают в наставники мальчиков. Я среди них не первый и не последний.
— Зато самый задиристый! — Сен-Жермен знал, что его замечание заденет мальчишку, но шел на это намеренно, ибо хотел, чтобы тот наконец выслушал, что ему говорят. — Пойми же, ты в своем роде действительно уникален, и твоему настоятелю по душе этот факт. Его заботы сейчас сводятся лишь к тому, чтобы ты никому не достался. Кроме него, разумеется, ибо он хочет тобой управлять. И, если не ударить его по рукам, он своего непременно добьется. Он ведь уже сам решает, кого допустить к тебе, а кого придержать.
— Да, — кивнул Сгий Жел-ри, озабоченно хмурясь. — Он, например, заявил, что оба принца ни сегодня, ни завтра не в состоянии повидаться со мной, потому что выразили желание участвовать в каких-то там церемониях, где присутствие особ королевского рода считается добрым знаком. — Мальчик вздохнул. — Им он, возможно, сказал нечто другое.
— Тогда разберись с этим, — предложил Сен-Жермен. — Пошли за ними кого-нибудь и спроси, что им было сказано, а потом сравни это с тем, что говорилось тебе.
— Сньин Шез-раб обычно так добр, — пробормотал вдруг Сгий Жел-ри жалобным тоном. — Мне не хочется уличать его в чем-то дурном.
Сен-Жермен ощутил прилив глубокой симпатии к этому одинокому и растерянному ребенку.
— Да, — сказал он, — несомненно, он добр…
— Не договаривай, Сен-Жермен. Ты ведь скажешь, что в его доброте еще не вся правда и что руководят им отнюдь не заботы обо мне или о ком-то другом. Я и так знаю об этом. — Мальчик опечаленно склонил голову и на какой-то миг словно бы сделался старше.
Его собеседник пожал плечами, потер подбородок ладонью, потом решительно произнес:
— Выслушай меня, Сгий Жел-ри. Я много пожил и хочу сказать тебе вот что. Что бы там ни было — с тобой или с кем-то, — не уходи от решения неприятных задач. Да, тебе порой будет больно, но поступать по-другому — хуже, чем умереть. Я… я жил, пытаясь отгородиться от мира… долгое, слишком долгое время… я очень дорого за то заплатил. Если твой настоятель — человек с сомнительными задатками, не давай ему развернуться. Ты здесь властвуешь, а не он. Ты решаешь, что и как делать, он — исполнитель, он покорится тебе. Если он преступает границы разумного, укажи ему, где проходит черта. Он смирится, он будет довольствоваться тем, что имеет, ибо знает, что может лишиться всего. — Сен-Жермен помолчал и сказал другим тоном: — Это только совет, он мало что значит, но ничего большего я дать тебе не могу. Даже оставшись здесь, даже будучи с тобой рядом, я все равно не сумел бы тебя защитить. Защищай сам себя, по крайней мере учись это делать. Ты отрезан от мира, восстанови же с ним связь.