— Я Анри Сейме! Я перелетел Ла-Манш!
Мальчик побежал за аэропланом.
— Мэтью, немедленно вернись! — крикнула Кейт. — У нас нет времени. Когда закончим с сапожником, мамочке еще надо сходить в Ковент-Гарден, там продают лучшую рыбу в городе.
Прежде чем перейти Риджент-стрит, Кейт пришлось пропустить несколько экипажей. Остановившись у бордюра, она протянула сыну руку.
— Идем, Мэтью.
Ее рука не нащупала ничего, кроме воздуха. Кейт с досадой обернулась — теперь снова ждать! — и увидела, что ее сын стоит посреди площади и глядит куда-то вверх.
— Мэтью, а ну-ка сюда!
Мальчик не сдвинулся с места. Игрушечный аэроплан лежал у его ног. Неужели он засмотрелся на статую посреди площади? Нет, давненько он уже не получал деревянной ложкой порукам!..
— Мэтью! Сию же минуту ко мне!
Маневрируя с коляской среди прохожих, наводнявших улицу, Кейт вскоре оказалась возле мальчика.
— Молодой человек, вы, наверное, меня не слышали?
Мэтью, похоже, не замечал ее. Его била крупная дрожь.
Встревоженная Кейт встала на одно колено и схватила сына за плечи.
— Мэтью, что с тобой?
Мальчик поднял трясущуюся ручонку. В его глазах застыло выражение, совершенно незнакомое Кейт — абсолютный ужас. Повернув голову, она увидела, на что показывал ее сын — дерево. Минутку… на площади Пикадилли нет никаких деревьев!
Кейт издала такой ужасный вопль, что все прохожие замерли на месте.
Схватив сына в охапку, Кейт прикрыла его глаза, не переставая кричать и плакать. К ней подбежали люди. Какой-то мужчина спросил, что стряслось.
Кейт указала вверх и неровным голосом проговорила:
— В Лондон пришел Дьявол.
Другие проследили за ее взглядом, и через миг глаза каждого из них расширились, челюсти отвисли. То, что началось как неясное бормотание, быстро обратилось в мощную приливную волну, и над площадью Пикадилли пронесся многоголосый крик ужаса.
К толпе, собравшейся у основания «дерева», спешили, изо всех сил дуя в свистки, полисмены. Женщины падали в обморок. Мужчины застывали как парализованные. Останавливались с визгом тормозов машины. Сталкивались тележки молочников и зеленщиков. На площади полный хаос.
В самом центре Пикадилли, возвышаясь над «Ангелом христианского милосердия», торчал сорокафутовый деревянный шест. Верхушкой он входил в анус обнаженного мужчины. Челюсть несчастного была сломана, изо рта выглядывал заостренный кончик шеста. С губ свисали кишки и другие внутренние органы. Из глаз, ушей и носа лилась кровь. Тело дергалось, слышались леденящие стоны. Бедняга еще не умер.
Воистину, то была работа дьявола.
Собираясь предыдущим вечером на встречу с Басарабом, Квинси не знал, чего ожидать. Актер сообщил ему, что не намерен возвращаться в Румынию, но насчет Лондона не сказал ни слова. Юношу охватила паника: неужели от него хотят отделаться?
Однако Басараб только добродушно рассмеялся, когда молодой поклонник достал из кармана договор. Актер официально попросил Квинси стать британским представителем его театральной компании и подготовить все к его приезду в Лондон.
Квинси не знал себя от радости. Даже наводнение, угрожавшее Парижу, не смогло испортить ему настроения.
Прохожие на улицах искали укрытия, а Квинси, шагая по бульвару к вокзалу Гар-дю-Нор, широко улыбался, словно все в мире было хорошо и ладно. Струи воды текли по его лицу. Сын Англии, Квинси давно привык к дождю. В Лондоне пасмурная погода делала все серым, но в Париже дождь придавал всему окружающему золотистый оттенок. Город огней сиял в два раза ярче, незамутненным зеркалом отражая блистательное будущее Квинси. В походке юноши появилась детская легкость, которой он не знал с тех пор, как отец со скандалом увел его из театра. Вскочив на поезд до Кале, он занял место в вагоне-ресторане. Жизнь наконец-то вернулась на правильные рельсы. Убрав билет и паспорт во внутренний карман пальто, чтобы при необходимости показать их контролеру, Квинси нащупал вчерашнюю телеграмму, о которой в суматохе совсем забыл.
Поскольку других способов связаться с ним у Мины не было, ей осталось только отправить телеграмму в театр «Одеон». Получив родительскую весточку от Антуана, Квинси весь день носил ее нераспечатанной. Он прекрасно знал, о чем говорилось в телеграмме. Наверняка мать станет умолять его вернуться в Сорбонну — разумеется, под давлением непоколебимого отца. Квинси не радовало, что они с матерью расстались при таких обстоятельствах, но пока он не созрел для примирения. Прежде чем возобновлять отношения с родителями, нужно твердо встать на ноги. Пускай они станут свидетелями его успеха, когда в Лондоне состоится премьеры «Дракулы» Брэма Стокера. Родители испытают гордость, увидев на афишах его имя — его, одного из ведущих актеров и постановщиков пьесы. Может, тогда они поймут: их сын не отказывается от великого будущего — напротив, стремится к нему. До тех же пор Квинси рассчитывал избегать нужных ссор. Ранить чувства матери ему совсем не хотелось, но ради высокой цели надлежало оставаться сильным.
Заказав чай, юноша устроился поудобнее: путь до Кале предстоял неблизкий. Радость от успешных переговоров с Дином не утихала, и он вспомнил о своих книгах, а вместе с ними и об истории знаменитого румынского князя. Что заставило Стокера назвать Дракулу графом, а не князем, кем он и был в действительности? Очень любопытно. Возможно, автор хотел обособить своего героя от кровавых деяний реального Дракулы, чтобы публика могла проникнуться симпатией к литературному злодею.
Принесли чай. Отложив книги и блокнот, Квинси случайно остановился взглядом на вечернем номере «Ле Темп», который читал сидевший напротив пассажир.
Он едва не выронил чашку.
Увидев выражение налице юноши, ни с того ни с сего вырвавшего у него из рук газету, мужчина не стал возмущаться. Пальцы Квинси чувствовали шероховатость бумаги, она была реальна, но вот в правдивость заголовка он никак не мог поверить:«НОМME EMPALE». [38]
Под заголовком красовался карандашный набросок жертвы. Взгляд Квинси метнулся к гравюре по дереву, воспроизведенной в книге. Князь Дракула восседал за трапезой среди пронзенных тел своих жертв. Сердце Квинси застучало чаще, чем поршни в двигателях локомотива. «Un homme a ete decouvert empale hier matin a Piccadilly Circus».
«Вчера утром на площади Пикадилли было найдено пронзенное тело мужчины».
Руки Квинси сильно задрожали; он положил газету на стол и перечитал первую фразу. Да, его перевод верен. Дыхание юноши стало сбивчивым. Дойдя до последнего предложения, он едва не потерял сознаниe, но заставил себя прочесть его снова.
«Труп был опознан как мистер Джонатан Харкер, известный адвокат из Эксетера».