Она еще немного помолчала. Теперь пришла моя очередь утешать. Я положила руку ей на плечо. Поднявшееся над склоном солнце пригревало нас.
— И вот, — наконец сказала она, бросив взгляд на «BMW», — примерно через неделю после твоего отъезда мне вдруг пришло в голову, что твоя машина, наверное, еще стоит в гараже при гостинице. Швейцар вспомнил, что я на ней приехала, соблазнился на взятку и дал мне ключи, тогда мы с Тоддом принялись объезжать шоссе в предгорьях. Он немного говорил по-румынски, и мы всем описывали тебя и того типа, и я волновалась все больше и больше. Стоило нам упомянуть его имя или описать внешность, как люди замыкались. Начинали креститься… ну, знаешь, как в кино.
Подойдя к самому заграждению, я заглянула вниз. Подо мной раскинулись красные крыши старого города. Дальше тянулась равнина.
— Я тебе верю.
— Так продолжалось с неделю, но потом здесь стали появляться самые разные машины и самые разные люди, и я решила, что разъезжать на «BMW», принадлежавшем пропавшей женщине, опасно. Пять дней назад твоя фотография появилась на улицах города. Машину я спрятала в лесу, и мы с Тоддом по очереди сидели в вестибюле гостиницы: он по утрам, я — после полудня. Он так меня выручил…
— Продолжай.
— Так вот, я сидела в вестибюле, читала брошюру, которую мне дал Тодд, когда вошел… ну сама знаешь кто. Выглядел он ужасно, весь как-то сморщился, но это был тот же человек.
По спине у меня пробежал холодок.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
Даже яркое утреннее солнце, казалось, поблекло. Мысленно я услышала его голос, ворчание в глубоких ущельях чувств. Я чувствовала его. Я хотела его чувствовать.
— Он подошел к портье и сунул ему несколько банкнот. Я поднялась. Не хотела, чтобы он меня заметил. Потом вышла на улицу и стала ждать у дверей. Довольно скоро подъехала машина, возможно даже лимузин, и он в нее сел. Как только машина отъехала, я пошла к носильщику, который возился с багажом — там было три или четыре чемодана, — и отдала ему американские доллары. Я спросила, кто это был, а он как-то странно на меня посмотрел. Я сказала, что я американка, и танцую в местном баре, а этот человек сбежал, не заплатив по счету, и я очень расстроена. Носильщик оказался симпатичным парнишкой. Может, решил, что я и для него станцую. Рассказал, что багаж принадлежит какому-то богачу, направляющемуся в Бухарест. И тогда я поняла, что это мой шанс.
Я удивленно тряхнула головой. Это все на самом деле происходит.
— Он едет в Нью-Йорк, — сказала я.
— В Нью-Йорк?
В ее вопросе сквозило удивление, и я не могла ее винить. Казалось маловероятным, что этот тип действительно попытается проникнуть в США, особенно сейчас, особенно учитывая его преступное прошлое. Но больше ничего я Клемми доверить не могла. Просто была еще не готова.
— Все равно не понимаю, — попыталась я сменить тему. — Как вышло, что вы оказались вчера вечером на той дороге?
Она взглянула на меня не без гордости.
— Отчасти благодаря везению, отчасти благодаря носильщику. Я спросила его, не знает ли он, где живет та богатая сволочь, а он рассмеялся и сказал, что у него есть отель в горах. Туда больше никто не ездит, но здание стоит на шоссе, вверх по склону от долинки, где горнолыжный курорт. Мы с Тоддом сели в бумер и поехали туда. — Ее лицо снова омрачилось. — Мы остановились лишь потому, что увидели что-то на дороге. По всей очевидности, те люди искали тебя.
Нагнувшись, она подобрала с земли несколько камешков и по одному стала бросать их в ветки деревьев у нас под ногами. Потом с мольбой повернулась ко мне.
— У меня тоже много вопросов, Эвангелина.
— Знаю.
— Ты правда хочешь что-то от меня утаить? — Она вздернула бровь. — После того, как я нашла тебя в темноте в каком-то тряпье? — Подобрав еще камушки, она швырнула горсть вниз. — Я знаю, кто я. Я знаю, что я сделала. Довела Тодда до смерти. Но что сделала ты? — Она нетерпеливо вздохнула. — Нам нужно решить, что делать, Эвангелина.
Сходив к машине, она рывком достала рюкзак, который надела за спину. Переведя рычаг коробки передач на нейтраль, мы столкнули машину со склона в кусты. По молчаливому согласию мы решили, что машина стала нам обузой. Листва на деревьях уже начала желтеть, но день обещал быть жарким. Мы пошли пешком.
Наконец во мне проснулась потребность говорить, хотя бы чтобы удостовериться самой, что все случилось на самом деле, а Клемми довольствовалась ролью слушательницы и вопросов не задавала. Я рассказала почти все, опустив лишь историю своего последнего столкновения с Торгу. Она же ревностная христианка, убеждала я саму себя, и никогда меня не поймет. Но, может, она и поняла бы, вот только мне не хотелось, чтобы она знала. «Ее осведомленность подвергнет тебя опасности», — нашептывал мне голос из глубины души, и мне не хотелось, чтобы кто-то про него знал, пока я не пойму, что поселилось во мне. Я стала носительницей великой и все растущей тайны. В этой тайне крылась великая и растущая сила. Клемми слушала с жадным спокойствием, не выказывая недоверия даже самым необъяснимым подробностям. К тому времени, когда я закончила, мы добрались до окраин Брасова.
— Ух ты! — Клемми отвела взгляд. — Теперь я понимаю, почему тебе не хотелось такое рассказывать.
Спускаясь по склону, мы миновали несколько ресторанов и продовольственный магазин. На стене рядом с ним красовалась моя фотография. Снимок был сделан прошлым летом в Ньюпорте, и был бы неплох, если бы не тот факт, что женщины на нем больше не существовало. Интересно, уже развесили фотографии норвежца? Знает ли кто-нибудь, что он пропал? Клемми тоже увидела листовку и искоса глянула на меня. Я даже с шага не сбилась. Я умирала с голоду, но все до последнего цента бросила в отеле, и у Клемми тоже деньги вышли. Впереди толклись какие-то люди — из автобуса выходила группа иностранных туристов.
— Прошу прощения, — громко сказала Клемми. — Вы не знаете, в этом городе есть американское консульство?
Наклейка университета Тель-Авива на дорожной сумке подсказала национальность туристов. Оказалось, это приехавшие с экскурсией израильтяне. Вперед вышел здоровяк с грубоватыми манерами. Некоторое время он переводил взгляд с меня на Клемми.
— Могу я вам чем-то помочь?
— У нас вышли неприятности с местными, — объяснила Клемми. — Моей подруге сильно досталось.
Убеждать его не потребовалось. Мой вид говорил сам за себя. Он пощупал мне лоб — наверное, лоб оказался горячим.
— Вы еврейка? — спросил он.
— Нет.
— Хм. А выглядите как еврейка. Вы можете идти? Если я вас поддержу? Тут поблизости есть больница.
— Вы очень добры, сэр, — остановила его Клемми. — Но в настоящий момент врачебная помощь нам не нужна. Нам не хотелось бы поднимать шум, пока мы не поговорим с каким-нибудь представителем американского госдепартамента.