Страна клыков и когтей | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Тут я едва не рассмеялась.

— По-твоему, Торгу — Сатана?

Она поглядела на меня очень серьезно. И мне вновь почудился какой-то заговор. У нее есть какая-то своя цель. Она хочет знать про голоса у меня в голове. Хочет знать, что они мне нашептывают. Ее рассказ — прелюдия к допросу.

— Это ведь ты начала про изгнание демонов, — сказала я.

Клемми подняла руки жестом учительницы, спеша развеять ложное впечатление.

— Извини. Просто мы никогда и никого не называем Сатаной, разве что формально. Сатана — слишком большая сила, слишком обширное заражение ума или души. Этот тип не Сатана, но если то, что ты рассказывала, верно, на нем, возможно, лежит его печать.

Вдумавшись в ее слова, я тряхнула головой. Потерла виски. Внезапно мне захотелось защитить Торгу, и от одной этой мысли меня стало подташнивать. У Торгу не этот вирус. Он выше его.

— Кресты для него ничего не значат. Он собирает артефакты сражений, разрушенных городов и селений, и некоторые из них были… да и остаются священными предметами. Мне он нечестивым не показался. Напротив. В нем было что-то извращенно-духовное.

Но Клемми покачала головой, словно мы ушли от темы. Ей хотелось вернуться к объяснениям:

— Я аналитик. Мне не полагается ничего предпринимать, только ждать и наблюдать там, где налицо признаки проблемы. Землей правит Сатана. Это мы знаем из Священного писания. Это не секрет, и не наше дело переписывать базовую операционную систему. Мы вмешиваемся только, если речь идет о наших собственных интересах. А покаты не пропала, данный случай их никак не затрагивал.

— Почему твой комитет мной интересуется?

— Не интересуется. Он даже не знает о твоем существовании. Но ты интересуешь меня. Вот что важно.

— Значит, ты про меня не докладывала?

— Я уже несколько недель не посылала докладов. В штаб-квартире не знают, где я.

— Не знают, что ты в Румынии?

Она почти проказливо тряхнула головой.

— Я пересаживалась в Отопени с рейса «Эль-Аль» на самолет «Бритиш Эйрвейс», когда увидела красавицу и решила последовать за ней. Интуиция, если хочешь. Она мне всегда подсказывает, когда случится беда. С тех самых пор я в самоволке.

Эта информация лишь все запутывала. Она последовала за мной по личным мотивам. Верить ей или нет? И что, скажите на милость, это значит? Она уязвима. Первые капли дождя забарабанили по зонтикам кафе, но мы продолжили прогулку. Мужчины оборачивались на нас, стараясь поймать наш взгляд. Невзирая на боль в ноге, лучше не задерживаться на месте.

— Должна признать, ты не в своем уме, — сказала я.

— Как Иисус. — Она поняла, что я различила слабину в ее фасаде. — Встреча с тобой была божественным предназначением. Я была послана защищать тебя, и я тебя защитила, но, если это тебя успокоит, у меня была и другая причина для того, чтобы приехать сюда. В Лондоне зафиксировали слух, который требовалось проверить. Такое у нас правило, рутинное дело, по сути. Здешние немцы говорят о каком-то существе, которое называют Об.

— Значит, дело все-таки не во мне.

— В тебе, в Боге и в Обе.

На последних словах ее голос дрогнул. Мне было страшно, но и ей тоже.

— Слишком уж смахивает на выдумку, — сказала я.

— Об как облом. Но это сокращенное от «Отсутствие Бога» и сродни латинскому dues abscinditus, что тоже означает «Отсутствие Бога» или «Отсутствующий Бог». Или еще лучшим переводом было бы просто Отсутствие.

— С твоих слов выходит, это он на меня напал?

— Не знаю. — Клемми сдала назад. — Не знаю. Я надеялась, ты снабдишь меня деталями.

— На Отсутствие та тварь не слишком походила. Скорее, он был даже чересчур здесь, если ты понимаешь, о чем я.

В ответ она многозначительно промолчала. Интересно, что я такого сказала? Нога у меня начала неметь, и я поняла, что далеко мне не уйти.

— И вообще, — продолжала я, занервничав от растущей тревоги у нее в лице, словно она обнаружила нечто крайне важное, — твой Об скорее похож на обстоятельство, чем на существо.

— Возможно, но живущие в горах потомки саксонских иммигрантов, перебравшихся сюда в тринадцатом веке, говорят о нем как о человеке. Они говорят, Об сделал то, Об сделал это. Крайне странно. А еще они считают, что это «обстоятельство» способно распространяться — как вампиризм.

Тут она бросила на меня очередной тревожный взгляд, будто эта самая инфекция уже перебросилась на меня. Неужели она думает, что я превращаюсь в вампира?

— А о том, как выглядит это существо, они ничего не говорят? — спросила я.

Накатил новый раскат грома, и небеса разверзлись. Нам пришлось искать укрытия в дверном проеме, и все равно мы вскоре промокли до нитки. Из пятки боль поднялась в лодыжку и щиколотку. Вскоре придется подчиниться физической необходимости — нам обеим. Ее трясло от холода, но она все говорила, не сводя с меня глаз. Каждое слово, срывавшееся с ее губ, превращалось в вопрос.

— В местном фольклоре не существует его описания, и редкие упоминания в старых текстах не дают никаких зацепок. Но едва я увидела человека, который ждал тебя в гостинице, то сразу поняла, что нашла Оба саксонцев.

Меня обуяла странная звериная жажда. Мне захотелось ее придушить. Голоса бились у меня в голове стуком крови в ушах. Клемми подалась вперед, на носу у нее повисла капля воды.

— Еще что-нибудь можешь мне рассказать, Эвангелина?

Тут я впервые заметила, что на ней все та же розовая рубашка на пуговицах, как и во время нашей первой встречи. От воды она облепила ее тело. Повернувшись к Клемми лицом, я сообразила, что на самом деле она на целый дюйм выше меня. В ее глазах поблескивало подозрение. Зубы у меня стучали. Холод забрался мне в кости. Ради меня она погрозила небу кулаком.

— Будь Ты проклят! — крикнула она Богу.

— Вот уж истинная христианка.

Она пригвоздила меня мрачным взглядом.

— Напротив. Моя вера коренится так глубоко, что большинству добродетельных мира сего даже не снилось. — Уголок ее рта вздернулся в жестокой улыбке. — Я мародер Божий, Эвангелина. Берегись.

Мы приготовились еще промокнуть и выбежали назад в грозу. Клемми взяла меня за руку. Вода ручьями бежала меж старинных камней, обвивала наши лодыжки. Мы оказались возле обветшалого отеля. Дав портье за стойкой пару смятых банкнот, Клемми попросила номер. Смерив нас с головы до ног недоверчивым взглядом, портье протянул толстый стальной ключ. В комнате было сыро и пахло плесенью, словно тут давно никто нежил, но я все равно стащила мокрые вещи. Я уже собиралась нырнуть под одеяло, когда она коснулась моего бедра.

— Не так быстро. Я все-таки осмотрю твою ногу. Ложись на спину.

Она не разделась, и мне вдруг стало стыдно своей наготы, но я послушалась. Сев на край кровати с тюбиком «Неоспорина», который достала из отсыревшего рюкзака, она осторожно положила мою ногу себе на колени. Обхватив ногу за щиколотку, она осторожно стерла песок и иголки полой собственной влажной рубашки. Я вскрикнула и непроизвольно дернулась, а она погладила мою ногу и извинилась. Закрыв глаза, я дала ей спокойно работать. Покончив с порезом, она стала вытирать мои ноги влажной рубашкой, прикосновения наплывали и отступали прибойными волнами, но не прекращались. Я ей не препятствовала, я утратила способность сопротивляться. Растерев все мое тело, Клемми снова перевернула меня на спину. Закончив, она приложила палец к низу моего живота.