Так прошло несколько минут. Или часов? Время тянулось чрезвычайно медленно, растягиваясь от пробудившейся жажды и ноющей боли в висках, губах и глазах. Он знал, что скоро все изменится. Что скоро боль окончательно уступит место жажде, и совсем не потому, что болячки излечатся сами собой. Просто настанет момент, когда сознанием Эрика будет управлять лишь мечта о глотке хоть какой-нибудь жидкости.
Бочка с водой стояла в ярде от него, но дотянуться до нее у Харриса не было ни единого шанса. Над дверью висела крошечная лампадка, света которой как раз хватало, чтобы вырвать из темноты столь сладкие и желанные очертания. Джек наверняка специально позаботился о столь волнующей близости к воде. Мстит.
Но за что?
Справа и сзади сквозь шум волн за бортом прорвался отчетливый шорох. Эрик затаил дыхание, вслушиваясь. Через несколько секунд звук повторился. А потом усилился, и Харрис его узнал. Темноту заполнило шуршание десятка маленьких лапок.
— Чтоб вас разорвало… — прошипел он.
Крысы. Вечные спутницы кораблей. И к ним еще предстояло привыкнуть. Раньше, до того как капитанская каюта Смарта оказалась в распоряжении Харриса, серые твари были частью привычного мира, даже по кают-компании пробегали, хоть и редко. Но за то короткое время, пока Эрик командовал «Восторженным», он основательно подзабыл об этих тварях. Теперь же обнаглевшие от сладкой жизни в трюме приветы из прошлого с каждой минутой подбирались к пленнику все ближе. Пару раз кто-то из хвостатых разбойников прыгал ему на колено, и Эрик с омерзением вздрагивал, сбрасывая проклятых грызунов. Но чем дальше, тем крысы становились смелее.
И самым жутким была не эта неприятная близость. Самым жутким было демоническое попискивание, окутавшее съежившийся мирок Эрика. Грызуны были повсюду…
— Проклятие!
Он почувствовал, как острые коготки торопливо пробежались по рубахе на спине, и опять дернулся, стряхивая с себя крысу. Вспомнились жуткие истории о том, как моряки просыпались от того, что какая-нибудь серая тварь с упоением вгрызалась им в носы, в уши. Живо вспомнились, с яркими деталями. Эрик забился словно в судорогах:
— Прочь! Прочь!
Пискнув, твари разбежались.
На время все утихло.
Но вскоре началось снова. Темнота пищала, шуршала, постукивала и накатывалась на Эрика, а затем испуганно отступала, замирала, дарила краткие минуты передышки и вновь шла на приступ. Раз за разом. Эта бессмысленная борьба с крысами продолжалась до вечера. Или до ночи? Кто знает, сколько времени прошло на самом деле? Боль в голове ожидаемо отступила на второй план, уступив место более важному чувству. Вся вселенная Эрика теперь состояла лишь из горячей жажды и изматывающего писка. На ненавистную бочку у двери он старался не смотреть, и все чаще его посещали мысли о том, что у крыс есть кровь. Что, если ему удастся схватить зубами хотя бы одну из мерзких тварей? — он сможет смочить свое полыхающее нутро. Но едва он представлял, как «жертва» хватает его за губу, за нос, за веко — то тут же отбрасывал и без того страшную идею подальше. Пока она вновь не всплывала из мечущегося сгустка переживаний.
Иногда в трюме объявлялся кто-то из матросов, и Эрик слушал их шаги или глухие голоса, а затем кричал. Просил дать хотя бы один глоток воды, просил ослабить веревки на руках, которые уже стали распухать.
Никто даже не попытался помочь бывшему капитану, словно того и не было в темном трюме.
Гость пожаловал к нему только вечером (или уже ночью?). Судя по пьяным крикам сверху — на борту царило разнузданное веселье. Команда хлебала последний ром перед неминуемой встречей с пиратами. Несмотря на то что у них в колоде остались неплохие козыри в лице Мэри и, может быть, Эрика, — ни у кого из моряков не было уверенности в том, что все проживут еще хотя бы одно утро. Потому и гуляли.
Сначала под весом гостя несколько раз простонали ступеньки. Затем заворочался ключ в замке, и наконец взвизгнула рассохшаяся дверь.
— Тра-та-та! — пьяно пошатнулся Хайгарден.
Джек ввалился в камеру Эрика, повесил на один из забитых в стену крючьев еще один фонарь и прислонился к стенке у проема. Какое-то время он пыхтел, собираясь с мыслями.
— Пить хочешь? — наконец родил он.
Харрис с трудом пошевелил во рту распухшим языком. Тот сухо царапнул по небу, и Эрик без тени гордости выдохнул:
— Да…
Джек хрюкнул. Отлепился от стены и качнулся к бочке. Громыхнула цепь, к которой крепилась кружка. До слуха Эрика донесся приятный плеск воды.
— На. — Хайгарден сунул ее прямо в лицо.
Холодное железо больно садануло по зубам, но Харрис боли не почувствовал. Он припал к кружке, жадно высасывая из нее воду и едва не застонал от удовольствия. Джек молчал все то время, пока бывший капитан удалял жажду. Потом он набрал еще одну, но Эрик, у которого опасно забурлило в животе, качнул головой:
— Нет…
Хайгарден пожал плечами, мол, как хочешь, и выпрямился, изучая его с ног до головы. Джек хорошо набрался. Сколько раз они пили вместе, но чтобы верзила хотя бы покачнулся разок — Эрик не мог вспомнить подобного. Сейчас же новый капитан «Восторженного» едва держался на ногах.
Эрик молчал, настороженно наблюдая за пиратом. Чего ему нужно?
— Мы спустили паруса, — икнул Джек. И посмотрел «со значением», видимо, ожидая реакции. В углу тихонько пискнула одна из серых тварей, и вот это как раз привлекло внимание Эрика. Он чуть вздрогнул.
— Зачем ты так поступил, Восемь Фунтов? — вдруг горько вздохнул Хайгарден. Он мотнул головой и привалился плечом к стене. Чуть сполз по ней вниз, но тут же поправился, утверждаясь на ногах. — Вот зачем, а? Ведь все так хорошо было… Я ведь искупил все. Искупил до полного искупления. — Он хихикнул и также скомканно продолжил: — Все против меня. Один лишь шажок — и все. Ма-аленький такой шажочек, а дальше покатилось… И клянусь потрохами — только хуже стало.
Эрик ничего не понимал, но молчал.
— Я скотина, мой старый друг, — вдруг признался Хайгарден. — Я такая скотина… Но будь я проклят, если жизнь обошлась со мною хорошо. Кому-то достаточно было всего лишь попасться на глаза доброму старичку, ха. Добренькому старичку — бац! И ты король! Тебя все холят и лелеют. Любят. Почитают! А кому-то всю жизнь пришлось вкалывать, чтобы вылезти со дна. Мне пятый десяток, Эрик. Чертов пятый десяток! С каждым годом шансов на что-то большее не прибавляется. Совсем не прибавляется, да! И я же не пошел ко дну! Я же пробился! Боцман на торговом корабле — это весьма неплохо, Харрис! У меня был шанс на большее, Эрик, будь ты проклят. У меня был шанс стать капитаном. Честно, заслуженно! Но ты все испортил!
Харрис плотно стиснул челюсти. Большого ума не требовалось, чтобы понять, куда клонит Джек. Господи, как же он взрастил свою обиду! Как он ее лелеял все это время!
— Миленький хорошенький Харрис. И его чертов дружок Мэллоун! Ха-ха!