– Ничего, – сказал Юрайдех. – Волосы отрастут, и не видно будет.
– Ладно, – вздохнул Семен. – Я и с ухом-то никогда красавцем не был. Лучше подложи мне что-нибудь под спину, чтоб повыше было, и рассказывай!
– Сейчас, сейчас! – засуетился сын. – Я все расскажу, только дайте сначала отгадку для Тобика!
– Не дам! – мстительно улыбнулся Семен. – Будет знать, как меня хоботом без спроса хватать!
– Он больше не будет! – заверил Юрайдех. – Вы б его видели! Который день подряд не ест, не пьет – вдоль нашего забора ходит, в уме кувшины складывает и вычитает. Совсем исхудал!
– Ладно уж, – сжалился Семен, преисполняясь гордостью за свой интеллект. – А ты что, сам догадаться не можешь?
– Так там про «волшебный напиток», про самогон, а я его пить не могу, – признался сын. – Меня от одного запаха тошнит.
– Пробовал?! – встрепенулся Семен.
– Ага, – кивнул Юрайдех. – Эльха из ваших запасов угостила. Только я выпить не смог. Может, у меня болезнь какая?
– Скорее, наоборот, – успокоил отец сына, да и себя самого. – Твой мамонт просил человеческую загадку, я такую ему и придумал. Твои соплеменники по отцовской линии – люди будущего – создали информационное пространство алкоголизма. В нем действуют иные математические законы. К примеру, цифры 362 и 412 делятся на три без остатка. В случае с условными «Петей» и «Васей» правильный ответ – четыре. Или по два кувшина на рыло в день.
– Но почему?! – изумился молодой воин-лоурин.
– Потому! – снисходительно усмехнулся бывший завлаб. – На совместной пьянке один от другого ни за что не отстанет, значит, считать надо по максимальной разовой дозе, а не по средней.
– Логично… – поскреб затылок Юрайдех. – И круто! Пойду Тобику скажу. Я быстро – он же тут рядом! Ч-черт, мокасины куда-то делись… Босиком придется…
Сын исчез за дверью. Минут через пять снаружи донесся ликующий трубный рев мамонта, а затем его удаляющийся топот. Юрайдех вернулся и начал свое повествование.
К ужасу Семена, оказалось, что после битвы прошло аж пять дней! Раненный в шею школьник и учитель-кроманьонец умерли, а все остальные выкарабкались и были уже на ногах. Общими усилиями трупы врагов убрали, и учителя возобновили преподавание в младших классах. Со старшими же им пришлось заниматься на улице, что оказалось возможным лишь в хорошую погоду. Все это из-за того, что учебный барак старших классов после соприкосновения с боком одного из мамонтов еле стоит – сруб нужно срочно перебирать. Но делать этого учителя не решаются, поскольку помнят старинный приказ отца-основателя о том, что уроки должны идти любой ценой в любых условиях. Впрочем, в форте уже побывали представители почти всех племен и кланов, не считая соседей-неандертальцев. Все обещали прислать людей для ремонта зданий, как только кончится весенняя охота – и даже раньше!
– Это зря, – прокомментировал Семен. – Лучше завершить учебный год досрочно, распустить детей и спокойно заняться ремонтом. Ладно, это мы утрясем. А пока объясни, почему я-то так долго валяюсь?! Да и сейчас…
– Так вы ж помирать собирались, Семен Николаевич! – рассмеялся Юрайдех. – А мы не дали!
– Кто это «мы»? – помрачнел несостоявшийся покойник. – Ну-ка рассказывай! С подробностями – все как есть!
– Понимаете, Семен Николаевич… – как-то застенчиво начал Юрайдех, – решил я поколдовать. Ну, в смысле, что если сосредоточиться и очень-очень сильно чего-то захотеть…
– Короче, руки накладывал, ночей не спал?
– Ага, – кивнул сын. – Но получилось же! Вы на третий день бредить перестали и уснули – по-настоящему. А Эльха вас все время настоем пронлуты поила. Вы за эти дни, наверное, целое озеро выпили!
– Раз выпил, значит и… М-да-а… А Эльха где?
– Помогает детей кормить, скоро придет. Да вы не думайте – еды полно, я сейчас вам бульон разогрею.
– Разогрей… – пробормотал Семен. Он собирал волю для главного вопроса, но она не собиралась, так что пришлось довольствоваться второстепенным: – Как ты думаешь, Юра, почему меня так раздражает… Так раздражает…
– Что?
– Ну, что я не могу читать тебе нотации, не могу учить жизни, что у тебя и так все получается! Может, от зависти, а?
– Не все у меня получается, – вздохнул Юрайдех. – Вот про эти ядовитые стрелки мог бы сразу догадаться, мог бы защиту придумать… А вы… Это не от зависти…
– Тогда от чего?
– Знаете, это, наверное, в нас древний звериный инстинкт пробуждается. Когда у детеныша появляются признаки взрослого – у саблезуба клыки, у человека – усы, в родителе просыпается неосознанная агрессивность, желание отделить, прогнать. А у взрослого детеныша – желание держаться подальше, быть самостоятельным и независимым. – Сын помолчал немного и закончил признанием: – Вы, Семен Николаевич, иногда тоже меня раздражаете.
– Спасибо за откровенность, – усмехнулся отец. – Логично излагаешь – и по дарвинизму, и по тотемизму. Есть предложения?
– Конечно! – оживился Юрайдех. – Целая куча! Вы нас отселите!
– Не понял?!
– Ну, и Тобик, и другие наши мамонты уже почти взрослые. Им больше нельзя с родителями оставаться. Вот мы вместе с ними и пойдем жить туда, где вы этой зимой были. Там же местных мамонтов очень мало, правда? Вот и будем те края осваивать! За тигдебами с их быками там присмотрим, и за рекой – вдруг еще какие-нибудь придурки приплывут! А еще я хочу… – Юрайдех смущенно умолк, но Семен кивнул поощряющее:
– Давай-давай, излагай!
– А вы не будете смеяться? Ну, если с переселением получится… Я хочу с кем-нибудь из ребят перейти реку и пожить у скотоводов. А еще хочу через их земли пробраться к тому источнику, где вы соль выпаривали!
– Это еще зачем? – поинтересовался вконец обалдевший Семен.
– Там, по-моему, должны быть еще месторождения, – с важным видом заявил Юрайдех и вдруг хитро подмигнул: – Нельзя такое богатство без догляду оставлять!
– В общем, идут по земле лоурины… – пробормотал Семен.
– Пилигримы, – поправил сын и продолжил:
… За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы…
– Красиво… Ты что же, стихи сочиняешь? Про странников-богомольцев и пустыни, которых в этом мире еще нет?
– Что вы! Это же Бродский! Его стихи Митяев с Марголиным на музыку положили, и получилась песня. Вы же знаете слова:
…и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним!
Ослепительно снежным
И сомнительно нежным.
Мир останется лживым,
мир останется вечным,