– Мало ли что тебе нравится, – вздохнул Семен. – Опять за эмансипацию взялась. Что за дела такие?! Каменный век же…
Вскоре на свет явились и штанины из оленьей шкуры, которые к этим трусам надо было привязывать. Искусство исполнения вызывало восхищение, но Семен совсем не был уверен, что в этом можно будет ходить. К тому же в голову лезли воспоминания и аналогии: всякие материальные новшества здесь если и приживаются, то с превеликим трудом – быт туземцев отлажен веками, нерационального или бессмысленного в нем почти нет. Раз ходят тут без штанов, значит, для этого существуют веские причины. Нужно понимать и приспосабливаться, а не переделывать под себя реальность.
Разрешение «на выход» он все-таки выпросил. Правда, покинуть жилище ему позволили лишь после того, как все взрослое население поселка отбудет в места обитания одного из родов, где предстоит ритуальная охота на носорога. По возвращении же будет собрана представительная комиссия, которая примет окончательное решение – можно ли Семхону в таком виде показываться на люди.
Оказавшись впервые после длительного перерыва на свежем воздухе, Семен сначала сильно усомнился в том, что решение комиссии будет положительным – его качало из сторону в сторону, и любимый боевой посох пришлось использовать по прямому назначению – для опоры.
Когда глаза привыкли к свету, а земля перестала пытаться занять наклонное положение, Семен осмотрел пустой лагерь и чуть не прослезился – ну прямо дом родной! Неужели было время, когда он жил в городе, ходил по асфальту, ездил на автобусе? Может быть, это ложная память? Глюк? Греза? Не было на самом деле ничего этого, а?
У него есть несколько дней, чтобы научиться передвигаться и делать вид, что у него все в порядке. Шершавая кожа рубахи неприятно щекочет свежие шрамы (как бы не рассадить), а голым ходить сейчас холодновато… Впрочем, все равно лежать уже нет никаких сил. «Куда податься для начала? А собственно, куда тут можно пойти, если пунктов всего три: река, степь и пещера. Интересно, Художник здесь или тоже ушел? Вот кто меня просветит и все объяснит! Впрочем, кто его знает, у них же тут не поймешь… Может, и разговаривать не захочет?»
На всякий случай Семен заглянул сначала в жилище воинов: вдруг Бизон не ушел вместе со всеми? Надежда не оправдалась – в длинном вигваме копошились одни женщины. «Хорошо ему, – позавидовал Семен. – Никто его взаперти сидеть не заставляет: как только смог встать на ноги, сразу стал считаться полностью дееспособным – хоть на охоту беги, хоть с хьюггами дерись».
Солнце клонилось к горизонту, и скоро территория поселка должна была погрузиться в тень от скалы. Семен решил не отказывать себе в удовольствии и не торопиться в холодный сумрак пещеры – он так давно не был на солнце! Он стал бесцельно бродить по лагерю, обходя лужи и ямы с отбросами. Не отдавая себе отчета, он всматривался во все встречные камни, иногда переворачивал их ногой или посохом.
В конце концов он оказался на границе света и тени, хотел было повернуть назад, но услышал вопрос:
– Что ты ищешь, Семхон?
Семен увлекся и, глядя под ноги, перестал замечать, что происходит вокруг. Художник сидел на бревне возле давно потухшего Костра Совета, щурился и, кажется, просто грелся на солнце. «Пользуется случаем, когда никого нет, – догадался Семен. – Он, похоже, тоже с трудом переносит многолюдство. А действительно, что я ищу?!» Старик ждал ответа, и Семен честно сказал:
– Камень. Только не спрашивай, какой именно. Волшебный. Но как он выглядит, я не знаю.
– Но знаешь, что он волшебный?
Семен доковылял до бревна, с облегчением уселся, зажав посох между коленями.
– Ничего я не знаю. Да, собственно говоря, если моя догадка верна, то это совсем не обязательно должен быть камень.
– А что же?
– Ну… Наверное, любой твердый предмет… Кусок дерева, кость… Хотя нет: деревяшку можно бросить в костер, а кость расколоть или закопать в яму с отбросами. Наверное, все-таки камень, но такой, который не годен для обработки – с зернистой структурой. Якобы…
– Ты говоришь загадками.
– Да это и есть загадка. Впрочем, может быть, я все это сам выдумал. Понимаешь, это как примятая трава: смотришь и думаешь, чей же это след? А может быть, это и не след вовсе? Тогда над чем думать? Но, с другой стороны, трава явно кем-то примята…
– Если это все-таки след, то он должен куда-то вести. К кому-то. А если не след, то он сразу и оборвется. Пройди по нему – и узнаешь.
– Пройти по нему? М-да-а… А ты поможешь мне?
– Попробую.
– Люди из будущего смотрят иногда в прошлое. Оттуда видно, что сотни поколений людей считали воплощением Творца миров мамонта. Или быка – могучего, с большими рогами.
– Да, я слышал об этом. Это смешное заблуждение людей, живущих далеко в сторону полуденного солнца. Впрочем, может быть, им дано иное воплощение.
– Скорее всего. Так было везде и очень долго. И вдруг кое-где появились племена, которые считают воплощением Творца… Ты только не смейся!
– Кого же?
– Человека. Появилась мысль, что человек подобен Создателю вселенной.
– Да, это действительно смешно. Ведь все знают, что Творец не подобен ничему и никому.
– Так откуда же могла возникнуть такая мысль? Пусть это ошибка, но что послужило поводом для нее? Уж наверное, не глупость человеческая, а?
– Ну, глупость – слишком простое объяснение, чтобы быть истинным.
– Тогда что? Давай порассуждаем…
– Давай, Семхон. Мощь Создателя, конечно, несопоставима с мощью мамонта. Их роднит лишь то, что и та и другая максимальны для места своего пребывания, они предельны, если у первой вообще есть предел. А человек? Или… Чтобы посчитать его воплощением, нужно, наверное, встретить человекоподобное существо, чье могущество превосходит все мыслимое в Среднем мире. Я не могу представить такое.
– А вот хьюгги могут. И чтобы уподобиться ему, они едят лоуринов. И меня хотели сожрать – очистив предварительно страданием.
– Хьюгги?!
– Они самые. А могущественных человекоподобных они видят. И даже как-то могут общаться с ними.
– Для этого нужен волшебный камень? Камень, прилетевший с неба?
– С неба?! Да, действительно… Скорее всего, именно оттуда. Но ты-то откуда это знаешь?!
– Семхон, ты, как и я, человек Высшего посвящения. Ты не можешь не знать, что истины бывают двух уровней. На первом мир гармоничен и прост: летают птицы, а не люди, с неба падает дождь, а не камни. Это незыблемые законы, без которых обойтись невозможно: человек должен быть уверен, что вода всегда мокрая, а огонь горячий, что после дня наступает ночь, и чтобы сразить зверя, нужно подобраться на выстрел и пустить стрелу. Иначе как жить? Для чего мне сегодня делать копье, если я не уверен, что наступит завтра?
А есть другой уровень истин. Он не скрыт от большинства, он им просто не нужен. И взошедшим на этот уровень известно, что любая ночь может оказаться бесконечной, что с неба могут падать камни, что бывают нелетающие птицы и летающие люди.