Тут темнота поглотила Еву, с расширенными глазами читавшую письмо.

– Ева, Ева! – Макс опять склонился над ней. За его спиной стояла настороженная стюардесса.

Через несколько минут Ева немного пришла в себя. Смертельная бледность, разлившаяся по ее лицу, несколькими тонами приблизилась к нормальному человеческому цвету.

– Извините. – Еве уже порядком надоело извиняться.

– Вам нельзя было оставаться дома. – Макс извинялся совершенно иначе, но и ему это надоело тоже, надо полагать.

– Я все понимаю. И оставим… – Ева попыталась продолжить с того, на чем остановилась, решив игнорировать свои обмороки, раз уж отменить их вовсе было не в ее власти. – Так. Письмо.

Она, преодолевая тошноту, попыталась сосредоточиться на деле.

– В первую очередь я вижу вот что. Ваша страница, вероятно, написана тем же человеком, что и моя… Хотя, возможно, второе написал уже не он, а тот, кто подделал почерк. Или можно предположить, что это следствие психического заболевания. Раздвоение личности, шизофрения. Здесь нужна консультация специалиста с медицинским образованием и соответствующим опытом. Клиническая медицина накопила богатейшую базу данных по изменению почерка при ряде заболеваний. Я бы порекомендовала обратиться в бюро Шейлы Куртц. Это лучший специалист такого плана… – Ева осеклась. – Впрочем, вы ведь сами знаете.

– Я знаю. Но меня интересует не только диагноз. Какое из этих писем написано раньше. Насколько они подтверждают склонность автора к… насилию, самоубийству или кардинальному изменению личности и образа жизни.

– Мне кажется, все это взаимосвязано. Вернее, одно может вытекать из другого. – Ева увлеклась настолько, что позволила себе спорить. – Симптоматика многих заболеваний такова, что заставляет человека вести себя определенным образом. Скажем, агрессия почти неизбежно приводит в криминал. Есть версия, что изначально любой криминал – это уже патология. Напротив, скрытность, обусловленная определенным диагнозом, может вводить окружающих в заблуждение. Я, разумеется, не делю преступников на воров и разбойников. Но это письмо написал человек-убийца.

Ева в задумчивости потерла лоб и взъерошила волосы. Она подумала о Ларе. Изменения в ее почерке, безусловно, означали наличие психического отклонения. Но ничто не указывало на способность к убийству. Кроме разве что записи рецепта овсяного печенья. До этого момента все было ясно. Непреходящая депрессия. Но агрессия никогда не направлялась вовне. Это в принципе не логично для интроверта. В почерке Лары ничто не указывало на то, что она винит кого-то в смерти Лени. Как же так?

Ева чувствовала себя ослепшей. Только в своем Кабинете она смогла бы сосредоточиться и в миг просветления увидеть, как две цепочки фактов выстраиваются друг против друга в идеальном порядке. Место лакун [7] сразу же заполняется единственно возможным объяснением, подтвержденным всеми окружающими звеньями. И тогда оживает портрет. И тогда открываются подробности, неосознаваемые или даже самому человеку неизвестные.

Но дорогу Домой завалило камнепадом ужаса. От одной возможности снова пережить ощущение беспомощности перед вторжением неизвестной силы на свою личную территорию Еву передергивало. Пропадала всякая охота видеть и разбирать рукописи. Или заглядывать в свой Кабинет – обжитый другим. Человеком или вороной, неважно.

Кто-то чужой орудовал там, внутри глубин, потаенных настолько, что Ева сама еще не все их обследовала. Это было гораздо страшнее даже того факта, что кто-то столь же чуждый хозяйничал в ее теле. Изнасилование само по себе не могло сравниться с разорением ее Дома. Каким бы отвратительным ни был ее насильник, он все же оставался в рамках физического мира. В конце концов, он был обычным человеком. С преступными наклонностями, извращенной моралью, но человеком. Сила же, поселившаяся в ее доме, была непонятной, необъяснимой и потому еще более страшной.

Незаметно для нее мысли соскользнули с письма на ее собственные страхи. Это уже никуда не годилось, надо было взять себя в руки.

– Если патология психическая, то заболевание серьезное. И длительное. – Ева обернулась к Максу– Вы ничего не подозревали?

– Нет. Пожалуй, нет… Хотя в своей жизни брату довелось быть свидетелем жестоких событий. Наши родители погибли у него на глазах. Ему было десять лет. Они уезжали в другой город и возвращались домой в шторм. Машина перевернулась. Отец вытащил брата, но, когда вернулся за матерью, произошел взрыв. – Оглянувшись на Еву, Макс добавил: – Меня с ними не было. Брат потом винил себя в том, что они возвращались ночью в такую погоду… Это он настоял. И потом, уже будучи студентом, он проходил свидетелем по криминальному делу. Несколько бездомных бродяг были забиты до смерти группой студентов. Зрелище было страшным, я тогда уже служил в полиции. Редкие по жестокости и бессмысленности убийства… Я всегда его чересчур опекал. Возможно, это не давало мне долгое время адекватно оценивать его состояние, – он смотрел в одну точку, казалось, просто размышляя вслух. – Он был единственным, кто у меня остался.

– Единственным?

– Вся моя семья.

– Ясно.

Ева, всегда переживавшая из-за того, какая у нее была семья – шумная, странная, – задумалась. Какие бы они ни были, они ее родные. И лишиться их она ни за что не хотела.

Глава 2 Ева открывает дело

Пересев на поезд, они продолжили путешествие. Поезд Ева перенесла гораздо спокойнее. По крайней мере тошнило ее меньше. Может, сказалось то, что ее теперь отвлекали оживленные пейзажи. Возможно, действовал теплый воздух, напоенный ароматами полей и лесов, через которые они проезжали, но определенно Ева стала чувствовать себя значительно лучше.

Путешествовать с Максом – одно удовольствие. Все вопросы решались мгновенно. Он всегда знал, куда идти, что делать, и необходимости разговаривать у них не возникало. Еву, ведомую по натуре, это вполне устраивало. Погрузившись в себя, зацепившись за Макса, она брела как сомнамбула в просторных залах, по перронам и пропускным коридорам. Отдавшись течению, спокойно следовала всем его поворотам и, лишь иногда потеряв из виду своего начальника, начинала озираться по сторонам с видом только что проснувшегося человека.

Окружавшая действительность, не особенно утомляя зрение, все же давала о себе знать слабым фоновым шумом, дорожными запахами, периодическими требованиями встать сюда, подать документы, забрать документы. Никогда раньше Ева не путешествовала с таким комфортом.

Прибыв на место поздним вечером, она очнулась уже в номере почти деревенской гостиницы. Ситцевые занавески в небольших окнах, уютное покрывало на кровати – все было довольно мило и совсем по-домашнему.

«Да, пожалуй, и правда, гостиница – деревенская», – согласилась Ева со своим первым впечатлением. Вспомнить, что это за городок или деревня, ей решительно не удавалось. Прекрасно, ее транспортируют практически в бессознательном состоянии. Великолепный работник. Гнать таких надо!