Вечером 2 декабря прибывший в Уфу из Омска отряд офицеров арестовал около 20 человек. Некоторым, имевшим подпольное прошлое, удалось бежать. Забавно, что в их числе был В. М. Чернов, во время первой русской революции — главный теоретик эсеровского терроризма. Его колчаковцы ненавидели больше всех — и точно бы расстреляли. Но он-то смылся.
Всех арестованных отправили в Омск.
Далее начался уже полный сюрреализм. 21 декабря в Омске большевики попытались поднять восстание. Оно закончилось провалом, однако им удалось освободить из тюрьмы 200 арестованных, в том числе и «учредильцев».
После подавления восстания начальник Омского гарнизона генерал В. В. Бржезовский предписал освобожденным из тюрьмы «добровольно явиться к караульному начальнику областной тюрьмы, коменданту города или в участок милиции». И… они вернулись! И получили, что получили. Утром 23 декабря в тюрьму явился поручик Ф. Барташевский, вывел всех на берег Иртыша и расстрелял.
До конца жизни (в том числе и на допросе в ЧК) Колчак отрицал, что он отдавал приказ о расстреле. Может, и не отдавал. Но так было сделано. И это стало его первой ошибкой. Дело в том, что в Сибири было сильно кооперативное движение, которым заправляли эсеры. И, при всем отрицательном отношении населения к свергнутой власти, так поступать с ее представителями — все-таки было слишком. Народ не понял. А в Сибири люди очень конкретные…
Итак, Колчак, провозгласил себя Верховным правителем России. Правда, добавив сюда «временный». После установления в стране «законности и порядка» вся власть должна была перейти «представительному собранию». То есть, как видим, никаким монархизмом тут не пахло. Правда, даже возьми Колчак (или Деникин) Москву, законность и порядок восстанавливались бы в стране еще лет двадцать. Так что перед нами — очередной кандидат в Бонапарты. (Сколько их было в те времена!)
Но и со званием «временного» правителя все обстояло не так просто. Как мы уже говорили, среди белых единства не наблюдалось. Так что требовалось, во-первых, признание соратников по Белому делу, а главное — заграницы.
Эмигрантская заграница, так называемое «Русское политическое совещание», его признало мгновенно. В июне 1919 года признал Колчака и Деникин, который сам мог бы претендовать на этот пост. Чуть раньше Деникина это сделал сидевший на Севере генерал Е. Г. Миллер. (Впрочем, Миллер полностью зависел от англичан и делал, что те ему велели.) Присоединился и находившийся в Эстонии командующий Северо-Западной армией генерал Н. Н. Юденич.
С «Временным забайкальским правительством», возглавляемым атаманом Г. М. Семеновым, вышли проблемы. И ведь главная беда заключалась в том, что Семенов сидел в Сибири восточнее Колчака — то есть закрывал ему главный путь получения помощи от союзников. Он и его окружение не признали переворот 18 ноября, отдавая предпочтение генералу Д. Л. Хорвату, в котором видели более близкого себе человека. Дело в том, что Семенов, как и Хорват, откровенно ориентировался на Японию — настолько, что это коробило даже многих белых. А американские друзья Колчака очень косо смотрели на усиление Японии на Дальнем Востоке.
В конце концов с Семеновым Колчак кое-как договорился, хотя толку от этого вышло немного. Семенов мало того, что реально Колчаку не подчинялся и ничем ему не помог, но и продолжал грабить идущие к адмиралу эшелоны.
А вот с иностранными государствами получился полный швах. Союзнички так Колчака и не признали.
По словам генерала Сахарова, признание иностранных держав стало для колчаковского правительства «призраком, манящим блуждающим огнем, руководящим стимулом его усилий и действий».
Генерал М. Жанен (французский представитель у Колчака) сообщал министру иностранных дел Франции С. Пишону, что для того, чтобы быть признанными, Колчак и его окружение «подпишут все, что угодно».
Союзники ставили бесконечные условия. Колчак должен взять Москву, должен созвать Учредительное собрание, должен… До бесконечности.
Но зато они помогали адмиралу оружием и снаряжением.
«США предоставили Колчаку кредит в 262 млн. долларов и в счет его направили в конце 1918 г. свыше 200 тыс. винтовок, пулеметы, орудия и боеприпасы. В первой половине 1919 г. США послали Колчаку 250 тыс. винтовок, несколько тысяч пулеметов и несколько сотен орудий, а в августе 1919 г. Колчак получил от США свыше 1800 пулеметов, более 92 млн. патронов к ним, 665 автоматических ружей, 15 тыс. револьверов и 2 млн. патронов к ним. Великобритания отправила 2 тыс. пулеметов, Япония — 30 орудий, 100 пулеметов, 70 тыс. винтовок, 42 млн. пулеметных и винтовочных патронов и обмундирование на 30 тыс. солдат. Всего Япония израсходовала на содержание белогвардейских формирований 160 млн. иен».
(А. Широкорад, историк)
Кстати, соседа, атамана Семенова, тоже не забыли. «Правительство» это только с весны до осени 1918 года получило от Японии военной и финансовой помощи почти на 4,5 миллиона рублей. За этот же период Франция оказала помощь Семенову на сумму свыше 4 миллионов.
Но упомянутые американские кредиты были краткосрочными. Это Деникину они верили в долг — потому как у того ничего не было. А у Колчака имелся золотой запас России — и он за все платил.
«Французские банкиры «посоветовали» Колчаку просто продать соответствующее количество золотых слитков. Посредничество взял на себя директор владивостокского отделения французского "Китайско-промышленного банка" некий Бертье. Золото в слитках перевезли во Владивосток и продали акционерному обществу "Бертье и К°" по цене на 15–20 % ниже рыночной. Колчаковское правительство потеряло на этой операции 20 млн. золотых рублей.
Всего с мая по сентябрь 1919 г. для расчетов с союзниками было вывезено золота на сумму 280 млн. золотых рублей, из них во Владивосток — 240 млн. (40 млн. золотых рублей задержал в Чите атаман Семенов). В Омске осталось золота на сумму немногим более 400 млн. золотых рублей».
(Г. Иоффе, историк)
А как выглядела власть Верховного правителя?
Формально под Колчаком находился Совет министров. Но реально руководило, так сказать «теневое правительство» — учрежденный в начале 1919 года «Совет верховного правителя», которые в колчаковской среде называли «звездной палатой». Генерал А. П. Будберг, военный министр Колчака, отмечал в своем дневнике, что адмирал был «пленен ставочной и омской камарильей». Он же писал:
«Наши молодые министры, с серьёзным революционным, но очень легким практическим багажом, забыли про то, что революция и большевизм разрушили все скрепы старого государственного аппарата и разгромили многое внизу. Они воздвигли во всем их величии дубликаты Петроградских Министерств, и в них заблудились и погибли для живого дела возрождения и восстановления.
…
Мы восстановили все министерства, со всеми их деталями и закоулками, но не восстановили власти, не восстановили ее действенности и ее морального и физического воздействия на население; хотели создать органы высшего, да еще всероссийского масштаба, а получили второсортные омские магистратуры, забывшие в своем дутом величии о черной земле и ее серых нуждах».