Ответил один из автоматчиков:
— Это, товарищ лейтенант, знаки заключенных. Некоторым из них, не нашим конечно, а своим, немцы за хорошее поведение позволяли работать шоферами и прочими. А этот надо же — с автоматом… Но у них в концлагерях и уголовники сидели. Но странно, обычно они их спарывали, как только из-за решетки выходили. А этот вот носил…
— Да нет, — махнул рукой капитан, — скорее всего, просто маскировка. А что? Жертва фашизма, все вопросы побоку. Но этот — он фашист, ребята! Настоящий. Которого и наша победа не успокоила.
— Вот сволочь, — сплюнул один из автоматчиков.
Между тем раненый зашевелился, а вскоре и открыл глаза.
— Товарищ капитан, можно я теперь, по-нашему, по-простому? — сказал Мельников.
— Вот теперь давай. А то заигрался я в казаки-разбойники. Шерлок Холмс, блин.
— Оганес, посмотри, нет в кузове ведра и шланга? — спросил Мельников.
Все необходимое нашлось. Сергей сцедил из бака бензин. Запахло немецким синтетиком. Впрочем, что удивляться? Немцы при отступлении много чего побросали. Всюду стояли и брошенные машины, и другое имущество, до которого у наших пока что просто руки не дошли.
— Ребята, вон какой-то пустой дом, тащите его туда.
Шофера затащили в какое-то здание, напоминающее брошенный склад. Он уже вполне очухался.
— Начнем, пожалуй. — Мельников плеснул на него бензином из ведра. Потом медленно достал из кармана зажигалку. — Итак, друг. Пленным ты уже не являешься, потому что война закончилась. А являешься ты, сволочь, уголовником, фашистом недобитым. У меня — и вот у всех у них, к таким, как ты, есть собственный счетец. Поэтому сейчас мы устроим небольшой костерок…
Сергей стал медленно приближать зажигалку. В глазах шофера заметался ужас.
— Не надо! — закричал он.
— А что надо? Ждать, когда ты будешь наших ребят из-за угла убивать?
— Я… Никого не убил… — Он осекся… — Из ваших — никого. А эта…
— Слушай, ты! Мы — такие же милые люди, как ваш СД. Мы с ней как раз хотели кое о чем поговорить. А теперь вот не с кем. Вот и выбирай. Либо ты нам все расскажешь вместо нее, либо… Сам понимаешь.
— Я буду говорить!…
Еляков видел, что этот тип дозрел. И он вступил в беседу.
— Имя?
— Ян Лентовский.
— Так ты не немец?
— Нет. Поляк.
— Снова поляк! Кто такой?
— Я был офицером польской армии. В тридцать девятом попал в плен. Согласился на сотрудничество с немцами. Работал у них на разных должностях.
— Дальше!
— А дальше выхода уже не было. Пришлось делать что велят. Нас оставили тут для организации подполья. Этот, который был со мной, — оберштумфюрер [35] СС Ланц. Сейчас — один из лидеров «Вервольф». Из какой-то их элитной, особо засекреченной структуры. По документам, которые мне дали эти люди, я бежал из лагеря. Ланц тоже имел какие-то похожие документы. Но я не хотел воевать…
— Много в городе людей из «Вервольф»?
— Нет. Вы слишком быстро пришли. Да и до этого многие разбежались. Никто не хотел участвовать в безнадежном деле. А потом появился этот…
— Длинный, с неподвижным лицом?
— Он. Это очень опасный человек. Очень большой, хотя всего лишь гауптштурмфюрер.
— Барон?
— Так точно.
— Что ему было надо? Он только требовал документы?
— Да, в Ортельсбург.
— А эту девицу вы убили по его приказу?
— Отчасти. Он приказал заметать следы. Но не только он. Ланц, когда она сегодня пришла, услышав ее историю, сказал мне: нам не нужен беглый сопляк из гитлерюгенда, тем более что русские будут его искать. А если мы откажем, эта сумасшедшая станет неуправляемой. Поэтому он наобещал ей всего и тут же велел заводить машину. Она всегда стояла наготове, только я свечи вывинчивал. Русские несколько раз пробовали ее забрать, но она не заводилась — и они уходили…
— Что было нужно Барону?
— Я думаю, он ищет проход в тот объект на востоке.
— Черный лес?
— Не знаю. Раньше, еще когда вы не пришли, я слышал, что нашей главной задачей будет поддержка деятельности этого объекта.
— А этот человек… Барон… Он убежденный нацист?
— Не знаю. Он не говорил громких слов. Он видел, что мы… Тоже не хотим с вами сражаться, а мечтаем спасти свою шкуру. Этот человек давал понять, что, возможно, мы ему пригодимся, — и тогда он поможет нам выбраться отсюда и стать обеспеченными людьми.
Неудавшегося партизана повезли в дом, где отсиживались подпольщики. Он добросовестно все показывал. Но там ничего особо интересного не нашли. В тайнике было еще два автомата, пистолет и патроны. Немецкие паспорта и наши удостоверения на разные имена — и прочие подобные документы — куча пропагандистской литературы, включая речь Геббельса с призывом к тотальной партизанской войне, а также обстоятельные инструкции по ее ведению. Это была уже макулатура. Или, как сказал Копелян, исторические документы.
— Все. Ребята, забирайте его. Тащите в комендатуру. Сдадим его вместе с находками — и пусть с ним разбираются, как положено.
— Так, выходит, этот тип, за которым мы гоняемся, все-таки ищет какой-то клад? — спросил Мельников по дороге.
— Не факт. Он мог просто видеть, что помощнички у него ненадежные. Вот и удерживал их, чем мог. Согласись — на серьезную подпольную структуру все это не похоже. Так, осколки. Но что-то стоит за подобным упорством, с каким этот тип лезет в Черный лес. Да вот только где теперь искать этого майора? И поди пойми — за каким чертом его туда понесло…
8 июля, Алленштайн
Но судьба не оставила Елякова и его команду. Когда они вошли в комендатуру — симпатичный богатый особняк, комендант вышел им навстречу. Подполковнику уже доложили о веселых делах этого вечера — и он смотрел на Елякова несколько странно. Но, как оказалось, все дело не в ночной пальбе.
— Товарищ капитан, вас ждут двое товарищей… — многозначительно сказал он.
В комнате, которая, судя по обилию книжных полок с томами в тяжелых золоченых переплетах, была библиотекой, Еляков увидел двух офицеров. Один был в форме пехотного майора, но сразу было видно, что он другого поля ягода. Другой — в форме надхорунжего Войска Польского. Эта форма, с одной стороны, похожа на нашу — но в то же время немного другая. Особенно непривычно выглядит четырехклинная фуражка-«конфедератка». Но вот ордена на его груди были наши — две «Красные звезды».