— А ты сообразительный! — фыркнул Скалогрыз. — Я тебе об этом уже два часа толкую.
— И что нам здесь делать?
— Ждать. Определенно, ждать.
— Чего?
— Ну, ведь… у моря погоды.
— Ушедшие Боги, да ответишь ты нормально или нет?!
— Дык кабы знал, что отвечать, уж не тянул бы! Я не больше твоего во всем этом разумею, мил человек. Беседовать дедок изволил с мастером Вольфом, а тот, вишь, не особенно общителен сейчас. Я же и половины не понял из того, о чем они говорили. Глуховат, понимаешь, на одно ухо.
Вздохнув, Харлан замолчал.
Почва под копытами лошадей становилась все тверже. Дубы вокруг сменились редкими могучими соснами, длинные корни которых бугрились по камням, сжимая их мертвой хваткой. Высоко над кронами синело небо, чистое, глубокое, едва тронутое белыми разводами облаков. Впереди виднелись голые серые холмы — самая северная оконечность Арганайского горного хребта. Считалось, что это были владения эльфов, но они никогда не появлялись здесь, брезгуя невзрачными, безжизненными скоплениями скал. Одного взгляда на иззубренные, заостренные вершины, на каменистые слоны, изрезанные кривыми трещинами, хватало, чтобы понять нежелание Старшего Народа осваивать свои северные рубежи.
— Нас должны встретить, — сказал Вольфганг, хмуро осматривая открывшуюся картину. — Где-то здесь.
— Здесь? — Харлан скривился, словно откусив от лимона. — В самой заднице мира?
— Протестую! — взвился гном. — Это не задница, это пятка.
— Глянь-ка, — проигнорировал его торговец, указывая куда-то вдаль. — Стервятники.
Действительно, в небе, на расстоянии примерно в час пути, над чем-то, скрытым скалами, медленно кружили полчища черных птиц.
— Что это значит? — спросил гном.
— Ой, ничего хорошего, — протянул Харлан. — Зря мы все-таки сюда сунулись.
— А над пожарищем плачут вороны, — пробормотал Вольфганг слова из древней песни. — А над пожарищем черный дым…
— Кстати, насчет дыма, — купец тронул его за плечо. — Посмотри туда.
На некотором отдалении от скоплений стервятников из-за нагромождений серого камня поднимались клубы такой же серой гари, скошенные напором ветра.
— Предлагаю вернуться на тракт, — сказал Харлан. — Потому что тут нам явно нечего делать.
Рыцарь собрался с мыслями, открыл рот, намереваясь ответить, но его прервали.
— Кажись, это они, — раздался тяжелый, низкий голос, похожий на грохот катящихся по склону валунов. — Те самые.
Прозвучало это ясно, отчетливо, близко. Трое путников принялись тревожно озираться, Вольфганг поднял скипетр, Харлан выхватил из ножен меч, но определить, откуда именно доносились слова, ни один из них не мог.
— Похоже на то, — раздался второй голос, сиплый, болезненный. — Ты что думаешь, Щербатый?
— Берем! — рявкнуло совсем рядом, а через секунду земля в двух шагах от торговца взвилась тучей мелких камней и сухой хвои. Харлан рубанул мечом по громоздкой туше, что вырвалась из прекрасно замаскированного укрытия, но клинок отскочил от широкого деревянного щита. Лошади забились в панике, однако поводья уже оказались зажаты в могучих зеленых кулаках, а прямо в лицо Вольфгангу уперлись дула шестиствольной торгорской аркебузы.
— Так-так. И кто это тут у нас?
Спрашивающий восседал на плечах здоровенного орка, державшего лошадей. Это оказался пожилой уже гном с короткой взлохмаченной бородой, с глазами, закрытыми круглыми черными стеклами очков. У него отсутствовали обе ноги: одной не было по щиколотку, второй — по колено. Культи соединяла толстая ржавая цепь, явно служившая для того, чтобы коротышка-инвалид не свалился со своего зеленокожего скакуна. Кожаную жилетку гнома украшало множество металлических предметов: булавок, запонок, гвоздей и цепочек. Тяжелую аркебузу он держал ровно и твердо, хотя палец, давивший на курки, слегка подрагивал.
Несший его варвар, похоже, не испытывал никаких трудностей, постоянно таская на загривке гнома. Он вряд ли мог вообще испытывать какие-либо трудности, настолько огромным и мускулистым было это существо. По сравнению с ним довольно внушительный Гром-Шог показался бы щуплым подростком. Желтые клыки, торчащие из уголков широченного рта, превосходили по длине человеческие пальцы, а кулаки, пожалуй, могли с легкостью заменить таран или стенобитную машину. Весь доспех великана составляли несколько кожаных проклепанных ремней, а на шее, помимо страховки гнома-наездника, висело ожерелье из звериных зубов. На обоих запястьях смыкались стальные оковы, к которым крепились длинные цепи — каждая из них оканчивалась шипастой гирей размером с детскую голову. Попади таким кистенем по человеку, и от несчастного не останется ничего, кроме большого мокрого пятна.
Второй орк, тот самый, что выпрыгнул на Харлана, не мог похвастаться подобными габаритами. Был он грузен и массивен, но ширину плеч значительно превосходила ширина заплывшего жиром брюха. Неповоротливость компенсировалась огромным щитом, сделанным из дерева и укрепленным несколькими железными пластинами. На круглую голову был нахлобучен странный, тоже, судя по всему, деревянный шлем, из-под которого угрюмо и страшно таращились разные глаза: один налитый алой кровью, а второй затянутый бледной пленкой бельма. Правый клык отсутствовал полностью, а оттого несимметричность зеленой морды казалась абсолютной: широкий, плоский и ровный нос смотрелся на ней нелепо, даже уродливо.
Заслонившись щитом, орк ритмично постукивал по его кромке чем-то вроде самодельного тесака — толстой доской с краями, утыканными заостренными кусками металла.
— Я спрашиваю, кто тут у нас? — повторил гном, и палец на курках аркебузы заметно напрягся. — Глухие, что ли?
— Так точно! — отрапортовал Скалогрыз, осторожно выглядывая из-за спины рыцаря. — Глуховат я малость.
— Нас послал Синеус, — сказал Вольфганг.
— Кто? — просипел гном удивленно.
— Это не те, — прогрохотал орк под ним. — Мы промахнулись.
— Валим их? — буднично спросил толстяк.
— Погодите! — взвизгнул Скалогрыз, безошибочно расслышав в этом вопросе смертельную опасность. — Нас послал Седой Сигмунд! Седой!
— Так Сигмунд или Синеус? — ворчливо спросил безногий, но палец с курков убрал.
— Сигмунд, — подтвердил Вольфганг. — Простите меня. Я… ошибся.
— А, тогда добро пожаловать! — гном ощерился, обнажив мелкие, но острые клыки. — Вы тоже не серчайте. Времена нынче дерьмовые, сами знаете.
Он опустил аркебузу, похлопал орка по лысой макушке:
— Ыр, отпусти лошадок.
Варвар послушался. Гном изобразил нечто вроде поклона:
— Меня здесь зовут Хельг Смотри-в-Оба, а этот богатырь — Ыр Костолом. У нас с ним взаимовыгодный договор: он за меня ходит, а я за него думаю. Вон тот злобный — Гыр Щербатый. Он, бедняга, думает самостоятельно, и иногда это заканчивается плохо.