Экстерры словно попрятались. Возможно, они затаились, приходя в себя после бомбовых и артиллерийских ударов…
Деревья вдруг расступились. Бойцы выбежали на открытое место. Весь лес на огромном пространстве был вывален мощными взрывами. Голые стволы лежали словно на вырубке. Торчали вывороченные корни. Изрытая, перепаханная, начиненная металлом земля еще кое-где дымилась.
Вчера на этом месте была крупная колония экстерров.
Теперь здесь ничего не осталось.
– Смотрите! – Цеце показывал куда-то в сторону. – Соседи!
На дальнем краю открытого пространства, рядом с отвесными скалистыми стенами по крутому склону спускалась цепочка людей. Они выглядели совсем крохотными на фоне скал и порушенного леса, и было их всего-то человек десять, но Павел, глядя в их сторону, воспрял духом, почувствовал подъем, словно в чужом негостеприимном месте встретил старых верных товарищей.
Собственно, так оно и было.
– Мы не одни, – сказал капрал Буасье.
И это была мысль, которая пришла на ум каждому.
Если бы не коммуникаторы, они миновали бы пещеру, не заметив ее и обойдя стороной.
Черная дыра в подземелье пряталась в зарослях колючего кустарника, в неприметной расщелине, окруженной россыпью валунов и выветренными скалами. Лес здесь практически не пострадал от снарядов и бомб – видимо, командование не желало случайно обрушить пещеру или завалить в нее вход. Подземелья надо было очистить от экстерров. Иначе, рано или поздно, они снова появятся здесь – инопланетные твари выкарабкаются из-под любого завала.
Капрал Буасье выбрал позицию на небольшом, чуть приподнятом уступе, козырьком нависающим над расщелиной. Лес в окрестности был редкий, прозрачный – высокие сосны тянулись к небу хвойными шапками. С уступа отлично просматривалось дно ущелья и широкая, заросшая кустами дыра пещеры чуть в стороне, как раз на расстоянии выстрела из подствольного гранатомета.
Лучше позиции было не сыскать.
День заканчивался. Мутное пятно солнца клонилось к далеким сопкам. С влажной земли поднимались призрачные фигуры испарений, редкие пряди тумана тянулись по сырой траве.
– Насколько я помню, мы должны удерживать эту позицию, – сказал Цеце. – То есть оборонять ее от врага. Так где же враги?
– Память тебя подводит, – сказал Гнутый. – Наша задача – контролировать вход в пещеру.
– И что под этим понимать?
– Откуда мне знать?
– И долго ли нам ее контролировать? Часа через три начнет смеркаться. Я не хочу здесь ночевать!
– У тебя действительно что-то с памятью. Ясно сказано: контролировать до особого распоряжения.
– Да уж. Яснее не бывает…
Павел, лежа на голых камнях, не чувствуя ни холода, ни сырости, лениво жевал длинную травинку, сунув ее под приподнятое забрало шлема, и следил за отведенным ему сектором: ориентир справа – куст ольхи, ориентир слева – черный расколотый валун. Сейчас он уже сожалел, что оставил дневник сержанту Хэллеру. Ему было что написать, и время было, и уже как-то не верилось, что смерть может оказаться совсем рядом. Не верилось и в то, что лейтенант Уотерхилл больше никогда не назовет его фамилию на перекличке, и теперь лейтенанту не надо будет писать письма родственникам погибших солдат. Не верилось, что жизнелюбивый, рассудительный здоровяк Эмберто, больше известный как Зверь, спасая товарищей, скормил свои накачанные руки экстерру. Не верилось, что поляк Мрожек уже никогда не будет во всеуслышание зачитывать забавные письма дочки.
Не верилось.
Слишком тихо было вокруг. Спокойно.
Мирно.
– Тревожно мне как-то, – подал голос Цеце. – Эй, Курт, ты ничего не чувствуешь?
– Нет, – неуверенно откликнулся немец.
– А ты, Некко?
– Нет, – буркнул капрал.
Цеце сидел на самом краю уступа, свесив ноги вниз, держа винтовку на коленях, свободной рукой время от времени бросая в расщелину мелкие камешки. Шайтан, укрепив пулемет на сошках, обложившись коробками с пулеметными лентами, следил за входом в пещеру. Гнутый раскладывал перед собой ручные гранаты, переставлял их, словно играл в какую-то игру.
– Нелепо получилось, – сказал Цеце.
– Ты о чем? – спросил Рыжий.
– О Звере. Зачем он это сделал?
– Тебя спасал, – сказал Гнутый.
– Мы бы отбились.
– Как же! Отбились бы! – Гнутый фыркнул. – Помедли он еще несколько секунд, и весь взвод встретился бы на небесах. Или в аду. Тебе где больше нравится?
– Я туда же, куда и Рыжий, – хмыкнул Цеце. – А рыжих в рай не пускают.
– Нас никуда не пускают, – сказал Рыжий. – Так что я надеюсь здесь задержаться.
– Вот и Зверь… надеялся… – негромко сказал Шайтан. – Собирался в город. Говорил, с девушкой какой-то познакомился, свидание ей назначил. Она придет, а он… – было слышно, как Шайтан заскрипел зубами.
Павел перевернулся на бок, посмотрел на товарищей. Хотел сказать что-нибудь жизнеутверждающее, но ничего умного придумать не мог. В голову лезли словесные штампы о подвиге, который не будет забудет, о геройстве и самоотверженности, о долге, который все они должны выполнить, о том, что каждый сделал бы то же самое, окажись он…
Нет, не каждый…
– Слушай, Шайтан, а ведь ты к нам после смерти не попадешь, – сказал Цеце. – У тебя и ад, и рай свои. Может тебе креститься, пока не поздно?
– Лучше давай я сейчас тебе обрезание сделаю, – сказал араб. – Попадешь к нам.
– Не смешно, – признал Цеце.
– Не отвлекайтесь, – попросил капрал Буасье. Будь на его месте сержант Хэллер, он рявкнул бы так, что у всех в ушах заложило.
– Мы не отвлекаемся, капрал, – мирно сказал Цеце. – Мы все видим… – Он тяжело вздохнул: – Эх, тяжко мне что-то… Писатель, ты ничего не чувствуешь?
– Нет, – отозвался Павел.
– Да что же вы все…
Уже темнело, когда Шайтан заметил движение в зарослях возле пещеры. Он окриком предупредил товарищей и припал к прикладу своего пулемета, готовый по команде открыть огонь.
Капрал Буасье, привстав, через оптический прицел винтовки долго рассматривал затянутые мглой кусты. Наконец, опустив оружие, сказал:
– Экстерры.
– Может просто туман? – спросил Цеце.
– Нет.
– И что они там делают?
– Не знаю. Кажется, там самка.
– Что ж, сержант Хэллер посчитал бы, что нам повезло, – сказал Гнутый. – За самку начисляется больше всего очков.
– Похоже, они нас еще не учуяли. Ветер в нашу сторону.