– Не люблю толпу, – сказал Малыш и подчинился, добавив чуть слышно: – Чувствую себя в стаде баранов.
Буйвол не сразу понял, куда его тащат. Поначалу он пытался воспротивиться общему движению, но вскоре понял, что это бесполезно и двинулся вместе со всеми. Только потом он разглядел виселицу, возносящуюся над толпой, словно посеребренный алтарь.
Его прижали с боков, ткнули острым локтем под ребра, и он, не стерпев, рявкнул на неаккуратных соседей, повел мощными плечами. Кто-то упал и сразу стало свободней.
– Поаккуратней, здоровяк! – зло прошипел кто-то на ухо. Буйвол исподлобья глянул на недовольного. Тот сразу все понял и затерялся в толпе.
Люди остановились. Дальше двигаться было некуда. И Буйвол, свирепо гримасничая и ругаясь, стал пробираться в сторону, где, как ему казалось, было не так тесно.
Казнь его совершенно не интересовала. Смертей он насмотрелся всяких. Потому, когда конвоиры вывели на эшафот приговоренных к повешению, и толпа завопила, заволновалась, он лишь мельком глянул в сторону виселицы. И снова начал расталкивать людей.
Честно говоря, ему доставляло удовольствие отдавливать им ноги.
– Стадо баранов, не так ли, – демонстративно громко сказал сосед Малыша, молодой воин в серебристой кольчуге, с мечом в позолоченных ножнах. – Тебя как зовут, боец?
– Малыш.
– А меня Арчинетег.
– Знатное имя.
– Мой род известен сотни лет.
– Известен? Я о нем не слышал.
Арчинетег окинул взглядом Малыша, пытаясь понять, не издевается ли тот. Но лицо лучника было непроницаемо серьезно.
– Мои предки сражались в Пятилетней войне на стороне Великого Устракана.
– На чьей стороне? – переспросил Малыш.
– Великого Устракана, – повторил Арчинетег.
– Ага… – кивнул Малыш.
– Они участвовали в Трех Сражениях у Излучины.
– Это здорово.
– Мой дед лично захватил знамя Безымянного Лорда.
– Кто бы мог подумать!
– А чем известен твой род?
Малыш пожал плечами:
– Пожалуй, лишь тем, что у нас никогда не было красивых имен.
– Ты мне нравишься, боец.
– Мне нравятся твои доспехи.
– Мне тоже, – Арчинетег самодовольно усмехнулся.
Конвоиры вывели на эшафот проговоренных к повешению.
– Одного из них поймал я, – гордо сказал Арчинетег.
– Кого именно?
– Не знаю. Не разобрать. Они все в мешках.
– Что он сделал?
– Сжег замок моего двоюродного дяди.
– Сжег замок?
– Да. Устроил пожар, а сам, воспользовавшись суматохой, вынес все золото. Дядя этого не перенес.
– Умер?
– Эх, если бы! Его разбил паралич.
– Может быть, узнав о казни, он выздоровеет?
Арчинетег снова с подозрением посмотрел на Малыша. Сказал неуверенно:
– Сомневаюсь…
У одного из приговоренных отказали ноги. Он тяжело осел, и петля на его шее затянулась. Он беспомощно извивался, словно марионетка на привязи, но подняться уже не мог. Арчинетег, раздувая ноздри, следил за происходящим на виселице.
– Такого не должно быть, – сказал Малыш.
– Всегда бывает что-то подобное. Палач знает свое дело. И это правильно – народ необходимо запугивать.
– Разве они сейчас боятся?
Толпа вопила. В сторону виселицы летели тухлые яйца и лошадиный навоз. Большая часть вонючих снарядов не долетала до эшафота. Все валилось на головы зевак в передних рядах.
– Сейчас еще нет. Сейчас они вместе, в стае. Но когда расползутся по своим норам, когда останутся наедине с собой…
– Этим их не напугать. У них совсем другие страхи. Родители боятся, что их дети умрут от голода, если будет неурожай. Детям страшно, что отца в любой момент могут забрать на войну, а за матерью придут из замка и уведут ее к господину…
– Ты думаешь, их надо запугивать иначе?
– Я думаю, их не так просто запугать.
Палач медлил. Придушенный человек извивался в петле.
– Так нельзя! – сказал Малыш.
– Не тебе решать.
– Будь я чуть ближе…
– И что бы тогда?
– Я перебил бы веревку.
– Веревку? Как?
– Стрелой. Со ста шагов.
– Невозможно.
Палач сдвинул рычаг. Тела провалились под помост эшафота.
– Со ста шагов я попадаю в любую цель, если она чуть больше наконечника стрелы.
– Врешь!
Люди вокруг кричали, размахивали руками, лезли друг на друга, пытаясь получше разглядеть, как бьется в петле упрямый висельник, не желая умирать.
– Готов поспорить на все свои деньги!
– И много их у тебя? – Арчинетег усмехнулся.
– Тридцать монет, – Малыш вдруг увидел Буйвола, пробирающегося сквозь толпу, и тотчас поправился, вспомнив, что у товарища в кошельке тоже кое-что есть: – Шестьдесят!
– Принимаю! Но с двумя условиями!
– Какими?
– Сперва ты покажешь мне деньги. Сомневаюсь, что они у тебя есть. И второе – когда ты проиграешь, ты разденешься догола, влезешь на эшафот и трижды прокричишь мое имя.
– Ладно! Только погоди секунду! Я сейчас!.. – Малыш, распихивая людей, бросился вдогонку за Буйволом.
Висельник наконец-то замер. Палач хлопнул в ладоши, и толпа взорвалась ревом…
На краю площади было не так тесно. И люди вели себя гораздо спокойней. Они, насколько это было возможно, расступались перед Буйволом, а он, в свою очередь, старался не давить им ноги.
Наконец-то можно свободно вдохнуть!
Только Буйвол замедлил шаг, собираясь остановиться и перевести дыхание, как толпа ожила. Задвигались, заколыхались беспорядочно людские ряды. Поплыл над площадью осязаемо густой рев тысяч глоток. Взметнулись вверх руки. Замелькали лица, искаженные гримасами крика.
Казнь завершилась.
Буйвол обернулся на эшафот, и вдруг что-то, мелькнув на периферии зрения, больно ударило его в висок. Воин среагировал мгновенно – он чуть отшагнул в сторону, развернулся, при этом сбив с ног нескольких человек, правой рукой схватился за рукоять меча, левой рукой успел поймать падающий предмет. Сжал его в кулаке.
Камень!
Кто-то бросил в него камень!
Буйвол скользнул взглядом по мельтешащим бесчисленным лицам.