Через минуту на перекрёсток протолкались двое стражников, ведя за собой осёдланного скакуна добротной масти. Оставили его недалеко от места событий и вновь растворились на фоне толпы. Зависла предгрозовая тишина. Наступило мгновение истины: поверит Маанита в слово Монаха Менгарца или нет? Убьёт ли наследницу престола или предпочтёт спасти свою никчемную жизнь и находящегося в её чреве ребёнка? Опять все замерли, затаив дыхание.
Неожиданно подлая предательница, доставившая так много горя и переживаний, крови и слёз тысячам людей, резко вздрогнула, словно выходя из транса, печально улыбнулась и пробормотала:
– А в данный момент я тебе верю, Виктор Палцени…
Убрала кинжал от горла своей пленницы, отступила от неё задом шага три, чтобы та не попыталась её достать ногтями в падении, а потом развернулась и преспокойно пошла к покорно ожидающему коню. Взобралась на него, разобрала поводья и, пуская животное с места на лёгкую рысь, двинулась дальше по дороге. Даже не оглянулась назад ни разу.
А Менгарец уже держал свою любимую в объятиях, развязывая ей руки, осыпая мокрое от слёз поцарапанное лицо поцелуями и говоря без единой паузы:
– Ну вот, теперь уже всё будет хорошо. Всё кончилось, и мы будем счастливы! И не смей плакать, Розе Великолепной подобное непозволительно. Ну? Прекращай немедленно! Не хватало, чтобы подданные тебя увидели! Всё, больше ничего страшного не случится! Я тебе обещаю!..
Вдруг она попыталась от него отстраниться и с горящими от ненависти глазами оглянулась на дорогу.
– Убей её! – шептали обескровленные мытарствами губы. – Или прикажи убить!
– Нельзя, милая! Никак нельзя! Не будет такого, чтобы клятвы и обещания твоего супруга им же и нарушались. Подданные этого не поймут. Как не поймут и твои слёзы…
– Но она ведь родит будущего Гранлео!
– Ну и что в этом страшного? Мы и с этой бедой справимся играючи. Тем более что, по сути, имя Гранлео – самое милое, доброе и древнее на третьем материке. Как? Ты этого не знала? Ничего, вот вернёмся в Радовену, и я тебе покажу исторические хроники, которые мы нашли в императорском дворце.
После чего глянул вниз и с улыбкой добавил:
– Ага, ноги тебе уже развязали?.. Экий шустрый этот Биан! Ага! Он самый! Помог мне тебя найти и спасти… Значит, вместе с ним отправляемся домой, надо нам готовиться спешно к свадьбе… И так сколько времени потеряли…
Солидный, изумительной красоты зал был полон. Рябило в глазах от украшений и позолоченных корон внимательно слушающих королей, принцев, губернаторов, родовитых князей и Верховных баронов. Они прибыли изо всех уголков континента Шлём, и вот теперь внимали со всем усердием заключительную речь выступающего перед ними молодого, лет тридцати на вид мужчины. И было от чего притихнуть да помалкивать – выступал сам император Гранлео!
И как выступал! Сегодня явно был его бенефис. Потому что он говорил короткими рублеными фразами, словно оратор, оставивший за своими плечами лет сто яростных дебатов. Меняя только интонацию и переставляя порой слова, умудрялся поругать нерадивых, и пригрозить наглым, и пообещать льготы самым деятельным и работоспособным. Он выкрикивал цитаты так, что они навсегда впивались в память, он давал разъяснения такие, что они казались очевидными даже ребёнку; он умел надавить и припугнуть настолько верно, что бледнели даже короли и солидные по возрасту владетельные князья.
А если кто и пытался отвести взгляд или сделать вид, что его это не касается, то всеми фибрами души начинал ощущать на себе странное давление со стороны ближайшего окружения императора Гранлео. Самая опасная, кто находилась на возвышении за красивым столом, – это мать императора. Красавица с ледяным взором, которым она умела замораживать недовольных чуть ли не до смерти. От её внимания не ускользало ни одно движение в зале, ни один шепоток или вскользь брошенное соседу словцо, и недаром о ней некоторые враги говаривали перед своей смертью: «Зря я её недооценил…»
Жутко недовольное лицо Первого Советника вызывало тоже нехорошие предчувствия. Наверняка сразу после окончания данной речи кому-то сильно не поздоровится. Вот только кому конкретно? Любой из присутствующих данный вопрос старался отторгнуть от своего сознания.
Младший брат императора выглядел сущим наивным мальчиком, и, глядя на него, некоторые думали с ностальгией: «Хорошо бы ему стать нашим императором!.. Ну и что с того, что он третий был по праву наследования?..»
Но чаще всего и почти постоянно все подданные великой империи переводили свои взоры на девушку дивной красоты, которая восседала, словно богиня, рядом с беснующимся императором. Глядя на неё, все хоть немножко отдыхали и успокаивались. Она сидела вся в белом, словно дивный, неземной цветок, лучилась добротой, лаской и таким обещанием блаженства, что только ради созерцания подобной прелести можно было вытерпеть и пытки, и мучения, и смертную казнь. А не то что речь императора Гранлео! Недаром единодушно все жители планеты Майра признавали Марианну первой красавицей своего мира.
А тут и речь императора закончилась дежурной фразой:
– Всего хорошего! Больше вас не задерживаю!
После чего короли, принцы и губернаторы ломанулись из зала, словно соскучившиеся по переменке ученики младших классов. Огромное пространство с креслами, к удивлению оставшихся, опустело менее чем за минуту, и гвардейцы плотно прикрыли двери на многочисленных входах и выходах.
И тут мать императора встала, коснулась плеча своего старшего сына и одобрительно улыбнулась:
– Ты был великолепен! Они внимали каждому твоему слову и без возражений приняли все новые законы и поправки…
– Нет! – свой негодующий окрик Первый Советник сопроводил громким ударом кулака по столешнице. – Никакого великолепия! Что за жалкая речь? Почему не были озвучены все нововведения? Почему не утвердили давно готовящиеся законы о поголовной военной обязанности?!
– Да потому что они – ни к чему в данное время! – вскричала в свою очередь мать императора, разворачиваясь к недовольно хмурящемуся мужчине всем корпусом. – Подобные пертурбации надо вначале осмыслить сердцем и только потом выдавать в народ!
– Но мы заранее уже это всё обсудили! – сатанел на глазах Советник. – И все были согласны! А не успел я отлучиться всего лишь на две недели, как тут всё пошло наперекосяк и шиворот-навыворот!
– А не надо было так надолго покидать столицу! – язвительно заметила раскрасневшаяся и дивно похорошевшая женщина.
– Ха! Можно подумать, я уезжал развлекаться! – парировал Советник.
– Ещё неизвестно, чем ты там занимался!
– Ну знаешь!..
И тут капризно скривила свой прелестный ротик Марианна, сидящая рядом с Гранлео. Её с детства баловали в семье больше всех, и выросла она такой взбалмошной, капризной и зазнайкой, что была порой невозможна. Но любили её все одинаково, неистово, нежно называли Лялей, Лялечкой и прощали любую шалость, совершённую в кругу родных. И вот это истинное совершенство своих родителей мелодичным голоском стало плакаться: