Я пытаюсь представить себя в ателье портнихи. На память приходят строки из «Модисток». Обернувшись, бросаю взгляд на Сью. Она смотрит на нас, и мне кажется, ее радует, что подол моей юбки облепил его ногу. И снова я делаю попытку отстраниться, и снова он удерживает меня.
— Да отпустите вы меня наконец! — чуть не кричу я. Не отпускает. Тогда я заявляю: — Должно быть, вам просто нравится мучить меня, вы же видите, что мне неприятно, когда меня сжимают.
— Мужчины — и я не исключение, — говорит он, глядя на меня в упор, — всегда стремятся заполучить то, чего у них нет. Я жду с нетерпением, когда наш союз будет заключен. Когда это произойдет — вот увидите, — мой пыл довольно быстро иссякнет.
Я молчу. Так мы идем рука об руку; потом он отпускает меня, чтобы зажечь сигарету. Я поглядываю на Сью. Мы поднялись на холм, ветер тут сильнее, несколько каштановых прядей выбились из-под ее чепца, падают на глаза. Она тащит за нами сумки и корзины, руки заняты — поправить волосы не может. Плащ раздувается у нее за спиной, как парус.
— Как она? — поинтересовался Ричард, сделав затяжку.
— Ничего, — отвечаю я, снова уставясь вперед.
— Все покрепче, чем эта Агнес. Бедняжка Агнес! Как она, интересно?!
Он снова берет меня под руку и смеется. Я и не думаю улыбаться, и смех увядает.
— Ну же, Мод, — говорит он с укоризной, — что вы, как старая дева, не понимаю. Что с вами приключилось?
— Ничего не приключилось.
Он смотрит на меня сбоку.
— Тогда чего же вы тянете? Все готово. Я снял для нас дом в Лондоне. А лондонские дома стоят недешево, знаете ли...
Я продолжаю молча шагать рядом. Он смотрит и ждет ответа. Снова прижимает меня к себе.
— Надеюсь, вы не передумали? Нет?
— Нет.
— Точно?
— Ну да.
— А что же тянете?
Я молчу.
— Мод, я хочу знать. Что-то случилось во время моего отсутствия. Что?
— Ничего не случилось, — отвечаю ему.
— Ничего?
— Ничего, кроме запланированного.
— И вы знаете, что должны делать дальше?
— Разумеется.
— Тогда действуйте! Покажите, как влюблены, улыбайтесь, краснейте, говорите всякие глупости.
— А разве я этого не делаю?
— Делаете — только в последний момент все портите, строите гримасу или отшатываетесь. Как сейчас, например. Да прижмитесь же к плечу, черт бы вас побрал. Вы от этого не помрете! Извините... — При этих словах я застыла как вкопанная. — Извините, Мод...
— Пустите мою руку, — требую я.
И мы идем дальше, рядком, но молча. Сью тащится позади и дышит тяжело, как будто тяжко вздыхает. Ричард бросает окурок, выдирает пучок травы и принимается хлестать по ботинкам.
— Какая тут грязь! — говорит он. — Зато какое удовольствие для малыша Чарльза.
И улыбается загадочно. Потом вдруг нога его оскальзывается — он спотыкается и чуть не падает. Выругавшись, придирчиво оглядывает меня.
— А вы отличный ходок. Вам нравится гулять? В Лондоне у вас будет такая возможность. По паркам, например. Или можете не ходить, если не хочется, — наймете экипаж, и вас будут возить или носить повсюду...
— Я разберусь, что мне делать.
— Правда? Неужели? — Он подносит травинку к губам и смотрит задумчиво. — Интересно. Думаю, вы боитесь. Но чего? Одиночества? Я угадал? Но богатому человеку, Мод, одиночество не грозит.
— Думаете, я боюсь остаться одна?
Мы уже подошли к ограде дядиного парка. Ограда высокая и серая, словно припорошенная пудрой.
— Думаете, я этого боюсь? На самом деле я не боюсь ничего.
Он бросает пучок травы наземь, берет меня под локоть.
— Тогда почему же, — спрашивает он, — вы испытываете мое терпение, заставляя ждать?
Я не отвечаю. Поравнявшись со стеной, мы замедляем шаг, но, заслышав позади учащенное дыхание Сью, снова пускаемся чуть не бегом. Когда он продолжает свою речь, то говорит уже другим тоном:
— Вы тут недавно упрекали меня: я, дескать, вас мучаю. Но, по-моему, вы сами себя мучите по собственной воле, оттягивая время.
Я пожимаю плечами, будто мне все равно, хотя на самом деле слова его меня глубоко задели.
— Дядя то же самое мне однажды сказал, — оправдываюсь я. — До того как я стала похожей на него. Какое ж тут мучение — ждать? Для меня это привычное дело.
— А для меня — нет, — отвечает он. — И привыкать не собираюсь. Я и так в жизни слишком многого лишился — и все из-за ожидания! Теперь я стал умнее — я подгоняю события, как мне удобнее. Этому я прекрасно выучился, так же как вы — терпению. Вы меня понимаете, Мод?
Я опускаю ресницы.
— Я не хочу вас понимать, — говорю я устало. — Лучше бы вы помолчали.
— Мне надо, чтобы вы услышали наконец.
— Что услышала?
— А вот что. — И он приближает губы к самому моему лицу. От его бороды, от губ, от самого дыхания разит дымом, как от нечистого.
Он говорит:
— Вспомните наш уговор. Вспомните, когда я впервые пришел к вам, я пришел не совсем по-джентльменски — мне особенно нечего было терять, не то что вам, мисс Лилли, — ведь вы были со мной наедине, в полночь, в своей собственной комнате...
И отстраняется, выпрямляясь.
— Думаю, ваша репутация чего-нибудь да стоила, даже здесь — все-таки вы барышня. И, далее зная об этом, вы все же не прогнали меня.
В голосе его зазвенел металл — такого прежде за ним не водилось. Но мы свернули в другую сторону, солнце теперь у него за спиной, а лицо в тени, так что выражения глаз не разобрать.
Я говорю осторожно:
— Вы вот назвали меня барышней. Но это не совсем верно.
— И все же, смею надеяться, ваш дядя именно так считает. Вряд ли ему приятно будет думать о вас как о порочном создании.
— Но он сам сделал меня такой!
— Ну тогда вряд ли ему понравится, что другой мужчина продолжил его дело. Я, разумеется, говорю только о том, что он будет думать.
Я отхожу от него подальше.
— Вы плохо его знаете. Для него я что-то вроде машины для чтения и переписывания текстов.
— Тем лучше. Ему не понравится, если вдруг откроется, что его машина дала слабину. Он избавится от нее и заведет себе новую — как вам это понравится?
Я слышу, как кровь стучит в висках. Прижимаю пальцы к глазам.
— Не говорите чепухи, Ричард. Избавится, говорите? Как это?
— Ну, отправит ее домой...