Потом ее стали бить. Тем, что попадалось под руку. Стул, кресло. Ее таскали взад-вперед по комнате за волосы. Ребенок рычал, наслаждаясь своей властью, обещая наказать ее так, как никто и никогда никого не наказывал. Обзывал ее нерадивой матерью, шлюхой, дрянью, проституткой, убийцей. Ольга сопротивлялась сколько могла, просила его перестать, а потом потеряла сознание. Очнулась она опять же от боли. Чудовище насиловало ее, засунув свой член ей во влагалище, а ножку стула в анус.
И новая порция небытия. Такого желанного.
* * *
Мальчишка как ни в чем ни бывало смотрел мультики по видео и жевал яблоко.
Ольга пришла в себя спустя два с половиной часа. Она встала, пошатываясь, не видя одним глазом, который почти полностью заплыл, и чувствуя чудовищную, всеохватывающую боль. Она была голой, окровавленный халат лежал на полу скомканный, нижнее белье тоже в крови, разорвано, разбросано по комнате.
Ольга посмотрела на свои руки, покрытые засохшей кровью, и разлепила губы, тоже покрытые коростой.
– Что ты сделал со мной?
Ребенок не обернулся.
– Давно уже надо было тебе отомстить за то, что ты совершила. Ты – детоубийца. Каждый имеет право на жизнь!
Ольга криво усмехнулась распухшими губами, понимая, что теперь не сможет выйти на улицу не меньше двух недель, что проиграла этот, может быть, самый важный бой. Больше у нее наверняка не будет такой возможности.
Но если нельзя убить его, то можно убить себя?
Ольга побрела в ванную, каждый шаг вызывал боль в промежности и заднем проходе. Внутренняя поверхность ног потемнела от крови.
– Не забудь прибраться, а то здесь бардак, – сказал мальчик ей в спину. Ольга невольно втянула голову в плечи, ожидая удара.
Войдя в ванную, она заперлась на задвижку. От того, что смотрело на нее из зеркала, ей стало еще больней и страшней. Там стояла старуха с морщинистым лицом, покрытым кровью, опухшим, изуродованным. Ольга отказывалась верить, что это она и есть, – еще неделю назад молодая красивая женщина с планами на будущее… Теперь ее плоть превратилась в кусок отбивной, никому не нужное нечто, потерявшее человеческий облик. Ольга задрожала.
Можно что-то сделать прямо сейчас.
Она открыла шкафчик в поисках лекарств или бритвы, чтобы вскрыть вены. В раковину полетела всякая дрянь: зубные щетки, мерные ложки, тюбики с пастой, бритвенные принадлежности Саши, кремы, упаковки ароматических салфеток, капли. Наконец грохнулась аптечка – коробка из-под фена, куда было свалено все в кучу. Ольга, подавляя рыдания, открыла коробку и высыпала ее содержимое туда же, в раковину.
Тело было центром боли. Цитаделью боли. Апофеозом всей боли на свете. Миллионы маленьких чудовищ с большими зубами впились в нее и грызли, грызли, грызли.
Одна половина лица, казалось, раздулась до размеров континента. Из глаза вместе с кровью тек мутный гной, ресница царапала глазное яблоко.
Что-то застряло на дне коробки, Ольга потрясла ее, но ничего не добилась – и с криком швырнула коробку об стену. Ванная закачалась перед глазами. Она выставила руку, чтобы ухватиться за трубу, и так стояла целую минуту в оцепенении.
В боли, безусловно, есть покой. Говорят, когда режешь бритвой вены, боль сильная, но вряд ли сильней того, что она чувствует задним проходом.
Покой. Как хорошо. Приятная вибрация разлилась по нервам.
Ольга закрыла более-менее здоровый глаз, не замечая, что из него текут слезы. Очнулась она только когда в трубе зашумело и зарычало. Примерно такие же звуки издавал ее сын, когда… Когда что? Наказывал ее за плохое поведение.
Сдастся она после этого? Именно покорности он ждет от нее. Чтобы мать превратилась в скотину, беспрекословно исполняющую его приказы.
Ольга перевела взгляд на раковину, засыпанную всяким добром, и увидела пластмассовый пузырек с но-шпой. Хороший, хотя и не всегда надежный способ самоубийства. Выпить все эти таблетки и лечь спать, отравить себе печень, кровь, мозг. Смерть, говорят, безболезненная, но вот если угораздит очухаться, самое тяжелое похмелье покажется блаженством. Не говоря уже о том, сколько придется лечиться и сколько это будет стоить.
Нет, лучше не рисковать так. Нужно что-то посильней.
Ольга порылась в куче, видя все сквозь пелену влаги, благодаря которой предметы расплывались, точно свечной парафин. Нашлось только болеутоляющее. Форменное издевательство – дескать, выпей побольше, скрепи свое сердце и живи дальше, такова судьба твоя в современном мире.
Ольга сжала картонную упаковку.
Он хочет покорности, он ее получит, но вовсе не ту, на которую рассчитывает. Может, и не стоило действовать так прямолинейно. Ольга извлекла урок, что, по крайней мере, не надо заниматься этим в одиночку. Во-первых. Во-вторых, ребенок боится воды – теперь это совершенно ясно. Чтобы утопить его окончательно, ей не хватило какой-то жалкой минуты.
Но и это она переживет. Назло переживет. Не на ту напал, выродок. Он упрямый, однако он забыл, благодаря кому появился на свет. В Ольге упрямства и злобы может быть и больше, чем у него.
Еще посмотрим, прошептала Ольга, доставая из коробочки обезболивающие таблетки, еще посмотрим, кто кого, сыночек. Твоя мамочка поняла больше, чем ты думаешь.
Ольга кинула в рот поочередно три таблетки, запив их холодной водой из-под крана. Затем стала умываться, не в силах иной раз удержаться от криков. Воду она сделала теплую, но все равно раны нещадно рвало от одного только прикосновения. Ольга еле-еле смыла с лица засохшую кровь, попробовала убрать гной из заплывшего глаза, но ничего не вышло. Под складки опухоли она забраться не могла. Нос почти не дышал, забитый соплями и коростой. Чтобы его прочистить, пришлось изрядно повозиться.
Обработав раны перекисью водорода и намазав клеем для заживления, Ольга забралась под душ. Предстояло самое трудное. Убедиться, что непоправимых увечий этот ублюдок ей не нанес.
* * *
Ольга сделала уборку, затерла воду в ванной, пропылесосила в большой комнате, сложила окровавленную одежду в мешок, чтобы выбросить. Халат и нижнее белье с бурыми пятнами она носить не сможет. Это было бы слишком.
От убойной дозы обезболивающего Ольга чувствовала себя словно ватная кукла, руки и ноги потеряли чувствительность. Передвигаться приходилось будто на протезах. Зато перестало болеть тело. Лицо тоже потеряло чувствительность, лишь смотреть на него было страшно. Что будет, когда действие лекарства закончится, неизвестно. Возможно, боль вернется сторицей и отыграется на ней ночью.
Ольга была настроена решительно. Пока есть таблетки, она будет их пить. Отсутствие боли помогало ей держать ситуацию под контролем, или тешить себя надеждой, что это так. Предстоит еще встреча с Сашей, который позвонил и сказал, что будет не раньше одиннадцати. Ольга спросила у него, все ли нормально и получила бодрый ответ. У нее складывалось впечатление, что вне дома он забывает о существовании «племянника» и не мучается посторонними мыслями. Если так, то Ольга ему завидует. В каком-то смысле Саша счастливый человек.