Снова мычание.
— Что-что? Правильно подобранная доза? Так вы экспериментируете, экспериментатор вы наш…
Соки не понимала, как Джордж разбирает речь мистера Хиггинса, — по ее мнению, тот издавал жуткую смесь скулежа и клекота, — поэтому все происходящее казалось ей продолжением дурного сна или ловко разыгранным спектаклем. И это начало ее основательно бесить. У нее затекли подогнутые колени, в ящике было темно, душно, довольно холодно — наверняка на дне сухой лед — и воняло воронами. Еще Соки злило то, что она ошиблась. Череда нелепых и зловещих событий вовсе не кончилась с появлением Джорджа из Линкольна. Наоборот, все стало только хуже. Не надо было сбегать от Ричарда. Тот, по крайней мере, не стрелял ей в спину дротиками, смазанными жабьим ядом, и вообще ничего плохого не делал. Защищал ее. Оберегал. Даже не изнасиловал. Слезы защипали глаза, и Соки сердито шмыгнула носом. Ба учила ее не плакать, а думать. И она будет думать, как выбраться из этой передряги.
Все зависело от того, что гнусная парочка сделала с Ричардом. Почему он ей не помог и не убил их? А если они убили его? Соки прикусила губу. Нет, вряд ли. Не зря Джордж допытывался, кто такой Ричард. Зачем двоим психам из Линкольна бостонская девчонка, абсолютно случайно оказавшаяся у них на пути? Наверняка они охотились за Ричардом. Соки вспомнила, с каким выражением ковбой смотрел на эмблему университета Небраски и как сказал: «Вот этого-то я и опасаюсь». Но если Ричард знал, что фургон — ловушка, почему позволил ей уехать с Джорджем? Почему так глупо угодил в силки? Или у него были свои планы? Что, если он тоже просто-напросто играл с ее жизнью?
Соки сжала кулаки. Ясно одно — надеяться теперь она может только на себя. Неплохо было бы, конечно, с криком выскочить из ящика, застав дрянных братцев врасплох, но ноги и руки еще плохо слушались после дозы парализующего наркотика. Значит, надо лежать, затаившись, и внимательно слушать. Может, они ляпнут что-то важное, точнее, Джордж ляпнет. Или один уснет, а другого она огреет по голове… чем? Дохлой вороной? Эта мысль чуть не заставила ее захихикать. Зажав рот, Соки снова прислушалась. Спор братьев утих. Ровно гудел мотор. Фургон ощутимо потряхивало. Значит, они снова ехали. Куда?
«Туда, куда приведет дорога», — сухо сказал голос Ба у нее в мозгу.
Соки свернулась поудобней, положив голову на мягкий комок перьев, и через пару минут задремала снова. На сей раз ей ничего не снилось.
Из братьев Джорджа уцелели всего двое, причем первый из них был убийцей, а второй — пугалом, но это как раз великана вполне устраивало. Еще больше его устраивало то, что братец-пугало соображал не лучше собственной жабы, а братец-убийца не знал некоторых тонкостей, известных Джорджу. Например, что остаться должен только один. Тут имелся приятный элемент неопределенности. Даже шарада. Джордж всегда был охоч до цирковых штучек и иногда позволял себе опуститься до самого низкопробного фарса, как, скажем, с девчонкой на ярмарке. Когда приходится прятать лицо под маской или, вернее, так: когда твое настоящее лицо смахивает на клоунскую маску, клоунада — лучшая стратегия. Если ты выглядишь как клоун, говоришь как клоун, ходишь и дышишь как клоун, никто не заподозрит в тебе похитителя маленьких девочек. Ты как добрый Волшебник из Страны Оз. Правда, в книге Волшебник оказался не таким уж и добрым, но это детали.
Генри Хиггинс вполне добросовестно выполнял роль Страшилы. А вот старшего братца Джордж окрестил про себя Железным Дровосеком. Жесткое лицо без тени юмора, словно отлитое из стали и заточенное на станке: скулы — бритвы, глаза — лезвия. Он был очень опасен, даже не зная правил игры. Поэтому им пришлось взять девчонку Дороти в заложницы. Странно, что Железный Дровосек оказался так привязан к малявке. Джордж довольно хмыкнул, припомнив, как тот застыл на месте, стоило поднести к горлу девчонки нож. И вот теперь «Форд» послушно катился за их фургоном на оговоренном расстоянии в двести ярдов, не приближаясь и не удаляясь. Точен, как метроном. Конечно, таким и полагается быть Железному Дровосеку-убийце.
Генри Хиггинс, притулившийся у стола в жилом отсеке и нянчивший свою жабу, разразился привычным кваканьем.
— Нет, Генри, — шумно вздохнул Джордж, отворачиваясь от ветрового стекла.
Там, в темноте, тянулась лента дороги, белая в свете фар, черные поля и красноватое зарево на самом горизонте. Пожары. Генри Хиггинс, конечно, не устоял и поджег ферму, а заодно и окрестное поле. Странно, что при своей любви к земноводным он так балдел от огня. Еще более странно, что сам ни разу не поджарился, как другие пироманы.
— Нет, он не убьет нас. Это мы его убьем. Но не сразу, не сразу. Сначала доставим к шефу.
Генри, скривив рот, жалобно защелкал. Татуировки на его щеках и лбу, то ли индейские, то ли кельтские, — Джордж никогда не выяснял, с чего бы братец решил так украсить себя во время очередной тюремной отсидки, — придавали ему сходство с трагической маской. Это роднило. Он, Джордж, веселый рыжий клоун. Генри Хиггинс — скорбный белый или, скорее, серый от грязи. Значит, тот, кто тащится сзади на музейном драндулете, черный. Не хватает лишь четвертого всадника на коне бледном, по пятам за которым влачится сам Ад.
Джордж знал, что у него слишком образное мышление. Цитатное. Одно из следствий операции, говорил отец. Мальчику сложно формировать самостоятельные конструкты, и он заменяет их образами и цитатами из книг. Отец, как всегда, был прав. Короли вообще не ошибаются. Они либо правы, либо мертвы, и отец сейчас был все равно что мертв. Джорджа это особенно не огорчало. Несомненно, еще один побочный эффект операции.
— Я понимаю, дорогой мой братец Генри, что вы видели, как сей джентльмен отправляет нас с вами в безвременную могилу. Несомненно, этот фактор следует учитывать, однако и отец, и шеф всегда утверждали, что прогноз неточный.
Неточный, пока живы остальные. А вот когда останется только один… Джордж улыбнулся. Можно было прикончить Генри Хиггинса прямо сейчас. Тогда останутся только он и Железный. Но прикончить Генри Хиггинса — значит, потерять весьма умелого союзника. Что ни говори, в стрельбе по воронам и людям его братец-недоумок достиг куда больших успехов, чем Джордж. Значит, придется подождать. Ничего. Ничего. Все случится. Все случится именно так, как надо, ведь и Джордж умел видеть картинки и слышать Голоса, целый хор Голосов, повторявших один и тот же заунывный эпод перед невидимым жертвенником.
Джордж почувствовал, как в груди разливается довольство — чувство, похожее на сытость, но гораздо менее преходящее. В отличие от сытости довольство могло длится часами. Он уже приготовился наслаждаться этим дивным ощущением, когда по боковому стеклу вдруг ударило светом — и «Форд», только что мирно тащившийся следом за фургоном, вихрем промчался мимо. Не прошло и пары секунд, как он растворился во тьме. Поганец в «Форде» погасил фары.
— Вот черт, — сказал Джордж.
Генри Хиггинс ответил чем-то типа «ква». Но, естественно, означало это: «А ведь я тебя предупреждал».