Говорилось все это, конечно же, по-немецки, и двум болтунам, очевидно, и в голову прийти не могло, что кто-либо из этих доходяг русских может понимать их. Но познания Купоровича за два месяца пребывания в Германии в области немецкого языкознания существенно сдвинулись, и он уверял Грегори в том, что дословно передал все, что слышал, и готов в этом поклясться.
Новость о том, что Германия готова уже в ближайшие месяцы применить против Британии новое секретное оружие, была настолько ошеломляющей и тревожной, что Грегори решился передать ее в Лондон моментально и пошел в каюту составлять шифрованную радиограмму, а Купорович тем временем направил баркас в сторону Вольгаста. Немного не доходя до городка, Грегори подготовил донесение и отправил его в эфир.
У Купоровича в лагере дела шли не очень гладко. Он подрался с громилой из барака, который хотел отнять его пайку. Главарей готовящегося побега он пока не вычислил, но то, что в лагере что-то назревало — это было точно. Но докладывать начальству все же что-то надо, и он, насочиняв разных небылиц молоденькому офицерику из СД, под непосредственным началом которого находился, ушел в увольнительную.
Большую часть воскресенья и понедельника он либо ел, либо отсыпался, набираясь сил и стойкости. Незадолго до полуночи в понедельник Грегори в третий уже раз проводил его до калитки в стене вокруг Пенемюнде.
Выпустить его должны были в воскресенье, 15 августа, и к девяти утра Грегори пришвартовал моторную лодку у небольшого причала, ожидая, когда можно будет увезти Стефана.
Прождав Купоровича полчаса, Грегори не на шутку встревожился, затем, подумав, что русский, быть может, оставил для него записку через часовых у ворот, вылез из лодки на набережную и пошел к воротам. Снаружи поста сержант и несколько солдат грелись на солнышке, но ничего путного сообщить они ему не могли, тогда он попросил сержанта послать одного из солдат за офицером. Через пять минут пришел пожилой лейтенант-резервист и сказал, что он знает «солдата Сабинова», поскольку тот внесен в список лиц, которым дозволено покидать пределы лагеря в установленное время, но ничего о нем не знает.
С ощущением непоправимой беды Грегори прождал Купоровича до одиннадцати часов, болтая о разной чепухе с сержантом, потом решив, что дальнейшее ожидание бесполезно, вернулся на моторную лодку и помчался в Вольгаст. В гостинице его ожидала записка от генерала Лангбана. Ее принесли незадолго до прихода Грегори, в ней сообщалось следующее:
«С сожалением должен Вас известить о том, что Вашего человека вчера ночью избили, и он находится в лагерном лазарете. Травмы, нанесенные ему, не слишком серьезны и, я надеюсь, не помешают тому, чтобы завтра вы могли его забрать. Он загарпунил одну крупную рыбу, но этим наши проблемы не исчерпываются, в лагере определенно готовится большой заговор. Поэтому я бы попросил Вас вернуть его во вторник к полуночи».
На следующий день он наконец-то увидел друга. Оказалось, что, не считая подбитого глаза и крепкой ссадины на подбородке, тот выглядел вполне прилично.
Стефан рассказал, что в последней рабочей партии, к которой его прикрепили, он опознал — но, по счастью, сам остался неузнанным — одного крупного негодяя из ОГПУ. По купоровическим понятиям о чести и долге, он, разумеется, не собирался выдавать немцам лагерных заговорщиков, если бы кто-то из них ему доверился, но ничего дурного не видел в том, чтобы укрепить свое «статус-кво» в глазах нацистов, выдав им этого иуду, ответственного за пытки и смерть товарищей-офицеров, обвинив их в участии в «заговоре Тухачевского». Теперь он имел возможность отомстить этому перевертышу за смерть своих русских товарищей — что он и сделал, назвав его одной из основных фигур, организатором готовящегося побега из Пенемюнде. Но соседи по бараку заподозрили Купоровича в «стукачестве» и попытались втихомолку придушить его во время сна. У него хватило ума заорать во всю глотку, и охранники прибежали на место происшествия как раз вовремя, отбив его от разъяренных соплеменников.
О секретном оружии у него не было ничего нового, хотя он рассчитывал раздобыть информацию к следующей встрече. Два дня полноценного отдыха, добротная пища и спиртное полностью вернули Купоровичу жизнерадостное настроение и оптимизм, и незадолго до полуночи во вторник Грегори высадил его обратно на берег перед калиткой Пенемюнде.
Он сразу отчалил от берега и хотел послушать новости по Би-Би-Си. Обогнув мыс к югу от Пенемюнде, Грегори заглушил мотор и принялся крутить ручку настройки радиоприемника в надежде поймать сводку новостей какой-нибудь британской радиостанции. Грегори только-только вошел в континентальный диапазон частот, как рука его вдруг замерла на ручке настройки, потому что он услышал собственные позывные.
Не теряя ни минуты, он вытащил из кармана блокнот и карандаш, послал в эфир сигнал, что готов к приему, и заново настроил радиоприемник. Предназначавшаяся ему информация оказалась очень короткой, и ему потребовалось всего несколько минут, чтобы перевести колонки цифр в две строчки текста. Посветив фонариком, он прочитал:
«Пытались связаться вами три ночи подряд тчк Мощный налет в первую же удобную ночь тчк Уходите тчк Результатах доложить возможно»
Встревоженный смыслом адресованного послания, он погасил фонарик, быстро спрятал в тайник радиостанцию и завел мотор, разворачивая лодку обратно. Необходимо предупредить Купоровича, они должны что-то придумать, чтобы вытащить его из смертельной опасности. Например, они могут сказать, что он еще не вполне оправился от побоев. Он высадил Купоровича всего пятнадцать минут назад. Быть может, он еще успеет перехватить его по дороге и предупредить о воздушном налете.
На полном ходу он уткнул лодку в причал и выскочил на берег. Лучи прожекторов сразу же поймали его, но, узнав, часовой не стал стрелять, а Грегори, задыхаясь, на бегу крикнул ему:
— Солдат Сабинов! Солдат Сабинов! Я забыл сказать ему одну очень важную вещь. Очень! Верните его обратно. Пошлите кого-нибудь за ним!
Часовой покачал головой.
— Герр майор. Я не имею права оставлять пост.
— Тогда позовите вашего сержанта! Позовите офицера!
Часовой крикнул сержанту, и тот вышел из караульного помещения.
Грегори тоном, не допускающим возражений, потребовал, чтобы кто-нибудь сходил немедленно за его бывшим денщиком и вернул его.
— Сожалею, герр майор, — отвечал сержант, — но я не обладаю достаточной властью, чтобы посылать кого-то из моих людей по такому поводу, тем самым ослабляя охрану вверенного мне объекта.
Грегори на глазах мгновенно подобрался, стал как-то даже выше ростом и со всей властностью вышколенного германского кадрового офицера заорал не своим голосом:
— А ну позовите немедленно сюда вашего начальника! Иначе вы пожалеете!
Сержант дрогнул. Позвав из караульного помещения еще одного солдата, он обернулся, вынул из кармана ключ и отпер калитку. Прибежавшему на его зов солдату он приказал немедленно позвать господина лейтенанта.