Сидящий возле костра кочевник спросил:
— Вот хой, Салхат?
— Нитхой, — ответил часовой. Повернулся опять, но лишь для того, чтобы увидеть перед собой Ратмира. Поднять тревогу он не успел, ударом кулака в кадык Ратмир сшиб его с ног и, подхватив падающее тело, аккуратно уложил на землю.
— Салхат? — спросил степняк у костра и привстал, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
Ратмир сделал попытку подражать голосу часового:
— Нитхой.
Попытка оказалась неудачной, степняк вскочил и что-то закричал. Прежде чем он успел вынуть из ножен саблю, Ратмир прыгнул на него, как рысь на зайца, ухватил за халат и опрокинул на землю. Приставив кинжал к его горлу, резко надавил и, оставив бьющееся в предсмертной агонии тело, быстро вскочил на ноги.
Обойдя костер, молодой сотник прирезал еще одного, который лишь недоуменно моргал, не понимая, что смерть уже пришла за ним. По всему лагерю раздавались крики и стоны — росская сотня вступила в бой. Рядом с Ратмиром раздались характерные звуки ударов стали о сталь, и он, выхватив из-за спины меч, рванулся туда. Два молодых росса рубились с одним степняком, а еще один росс валялся на земле с разрубленным плечом. Степняк был явно не из простых: халат шелковый, дорогой, да и рубился красиво. При этом он постоянно что-то громко выкрикивал, и на его зов сбегались рядовые находники. Подскочив к степному батыру сзади, Ратмир без всяких сомнений и терзаний рубанул того по неприкрытой голове. Резко развернувшись, он принял на клинок саблю другого подбегавшего степняка. Этот противник был слабеньким, и он одолел его один на один довольно быстро. Когда и этот степняк упал на траву, Ратмир огляделся. Бой заканчивался, кублаты в ночном бою, да еще без своих коней, мало что могли противопоставить Волчьей сотне. Молодые воины не щадили никого, понимая простую истину, что каждый уцелевший степняк сейчас — это еще одна вражеская сабля завтра.
К Ратмиру подошел десятник Богдан, вытирающий куском рваной холстины свой меч от крови.
— С почином тебя, княжич. Пяток вонючек все же сбегли, но далеко не уйдут, все охотники окрест еще с вечера оповещены, да и стража городская поутру подойдет на конях. Двоих кублатов повязали, но никто по-ихнему не понимает, купцов надо спрашивать, наверняка найдется толмач. Как ты, сотник, от крови не тошнит?
— Нормально, Богдан, нормально. Телка когда режешь, тогда жаль, а эту погань чего жалеть? Шли за добычей, а сами ею и оказались, — ответил Ратмир. — Сколько наших полегло?
Десятник чуть помедлил.
— Наших пятеро насмерть, четверо тяжелых и полтора десятка легких. Для первого боя потери никакие, легко отделались. Пятеро за неполные три сотни — такого давно уже не было, хоть былины слагай. И еще, сотник, что сказать хочу, ты себя за погибших не кори, а то всякое поначалу бывает. Наши парни сейчас уже в Ирии, с Перуном за одним столом про дела наши сказ ведут.
— Нет, десятник, не об этом я задумался. Ты ведь опытный вояка, в войсках второй десяток лет. Вот сам и посуди — почему мы? Почему мы, новобранцы, на границе? Где дружинные конные сотни, которые здесь до нас стояли и тарков гоняли по степи? Почему ополченцев в полки сколачивают и гонят не к восточной границе, а к южной? Где восемь тысяч варяжской пехоты, нанятой зимой за золото? Вопросов много, а ответ вырисовывается один. Ладно, нам никто ничего не говорит, наш городок на отшибе, но и мы ведь не дурачки. Понял, про что я речь веду, Богдан? — спросил Ратмир старшего десятника.
Тот нахмурился и ответил:
— Сам про это думку думал и ответ, княжич, загадке твоей знаю наверное. Империя Хун опять на романцев пошла — все наши войска там. К чему разговор этот подвести хочешь?
— Да все просто, дядька Богдан. Пока хуны романцев бьют, а наши князья полки туда отправляют, как бы нам самим тут не сгинуть. Нам говорили, что кублатов не будет, единственное, что может быть, так это тарки разбитые на нас выйдут. Мы с нашей сотней — на отшибе, на нас первых кублаты наедут, сегодня их три сотни было, а в следующий раз, может, и три тысячи будет. Да и не за пастбищами они в эти степи пришли. Всех мужей старше восемнадцати зим не сегодня, так завтра в войска заберут, а нас здесь сотня только, неполная уже. Наши князья за хунской великой бедой про степную забыли, и земли эти потерять мы можем очень быстро. В лесах укрепрайоны из сети засек строить надо, и так, чтоб дороги через перевалы прикрыть. Говорю тебе это, так как понимаю, что не только науке воинской обучать меня ты приставлен, но и приглядываешь, чтоб измены я не сделал. Все же хоть я и четвертый сын, но княжеский. Поддержишь меня, дядька?
Богдан ухмыльнулся и ответил:
— Хм, вишь ты, «дядька», а позавчера старым жлобом называл. Поддержу тебя, княжич, дадены мне полномочия, чтоб все вопросы решать быстро.
Понимаю, что не за власть ты биться будешь, а за землю нашу. Помощь из княжества подойдет, но пока гонцы или даже голуби до Переяславля доберутся, времени немало пройдет. Да пока хоть какие-то войска соберут из оставшихся и молодняка, месяц, а то и два минет. Надо пленных трусить, определиться, что это было. Если набег, то одно, а если разведка, то другое.
Тем временем наступил рассвет, и из города примчались два десятка стражников, а чуть позже появились местные охотники. Проблема с убежавшими степняками была решена — все они нашли свою смерть на лесных тропах, ни один не ушел. Трупы степняков стаскивали к оврагу, в котором ночью сидели россы, и скидывали туда. Всех лошадей и трофеи отправляли в Изборск, на наместничий двор.
К полудню нашли купца, который в своих странствиях сталкивался с кублатами и мог мало-мальски балакать на их наречии. Приволокли одного из пленников, который оказался десятником из свиты большого хана Бурытая, и начали допрос. Тот долго не ломался и выдал не только все, что знал, но и о чем только догадывался, а знал он немало. Второй был рядовым и мог рассказать меньше, чем предыдущий, но он подтвердил слова своего десятника.
После слов пленных начала вырисовываться картина событий, происходящих в степи, и была она для россов отнюдь не радостной. Семь лет назад союзные хунам восточные степные племена касмаков напали на кублатов, и те под страхом полного уничтожения стали отходить на запад, так как только в той стороне остались свободные дороги. В итоге кублаты, увлекая или уничтожая другие народы, дошли до реки Герон и столкнулись в этих местах с тарками. Этим летом тарки потерпели сокрушительное поражение, и к кублатам прибыло посольство империи Хун. Они выставили требование: пропустить их войска через степи, предоставить продовольствие, лошадей и проводников на землю росских княжеств. Кублаты приняли эти условия, не раздумывая долго, теперь это был народ грабителей, а не пастухов и скотоводов. За годы скитаний выросло целое поколение, мечтавшее лишь о сражениях и победах. Так что предложения хунов встретили горячую поддержку у большинства ханов и батыров. Голоса стариков и противников новой войны после небольшой и быстрой резни стихли навсегда.
Во все стороны к росским границам были отправлены десятки отрядов, и эти три сотни оказались одним из таких. У каждого отряда были проводники из тарков, и у них они также имелись, целых три человека. Но, видно, проводники оказались ловкими парнями и пару дней назад смогли удрать. Старшим в отряде считался сын хана Бурытая, сотник-батыр Улугер, и он приказал двигаться дальше. Именно он задавил двух других сотников авторитетом и убедил их в слабости местных людей. Всего, по показаниям пленных, кублаты могли выставить семь туменов конницы, что само по себе сила не малая, а еще были тридцать туменов хунских войск, которые должны были подойти в ближайшее время.