Бледные тени бредут по безмолвной земле… и — пропадают во мгле… Гаснут и тают во мгле… Бредут — по грудь… по горло… Тонут… тонут… И опускаются на дно… в глубокий омут… Унылым потоком… уходят к реке… и пропадают навек… там, вдалеке… вдалеке…
Странная… черная… тихая… Черная… тихая… Тихая… Навсегда…»
Что это?.. Откуда?.. Зачем?..
А ведь так оно и есть на самом деле: обо всех нас забудут когда-нибудь, обо всех… Просто кому-то везет чуть больше, и его помнят еще немного… год, десять лет, столетие или тридцать веков… Но итог один: забываются все, кто раньше, кто позже… Забываются все, ушедшие в черную щель…
Погруженный в невесть откуда нахлынувшие грустные мысли, я на время потерял представление о том, где нахожусь и чем занимаюсь — и едва не поплатился за это. Я споткнулся, меня тут же потянуло вбок и я упал, пригвожденный к земле обрушившейся тяжестью. К счастью, в зону повышенной гравитации угодили только голова и правое плечо, и я, пыхтя от напряжения и обливаясь потом, все-таки выкарабкался из-за губительного барьера. Поднявшись и выругав себя, я начал отыскивать глазами Стана — и в это время багровую пелену в отдалении прочертили пунктирные лучи квантера. Стан стоял, подняв руку с оружием, и стрелял, привлекая мое внимание. Это явно не был сигнал о помощи. Неужели ему удалось обнаружить проход?!
Не смея поверить в удачу, я вскочил на идущий чуть выше уступ — чтобы быть подальше от опасной зоны — и побежал к Стану, уже прекратившему стрелять.
— Что там? — крикнул я еще издали, задыхаясь не столько от быстрого бега, сколько от волнения.
— Кажется, нащупал тропинку, — ответил Стан. Вид у него был несколько взъерошенный. — Вот, смотри.
Он сделал несколько шагов вниз по склону, остановился и расставил руки. Шагнул в сторону — и наклонился вбок: это возросшая тяжесть потянула его руку. Затем он повторил то же самое, шагнув в другую сторону. Да, проход там действительно был, но как далеко он тянулся вниз? Достигал ли дна воронки?
— Я пойду первым, а ты за мной, — сказал я и обошел Стана.
Он недовольно блеснул глазами, но сдержался:
— Только не спеши, Лео.
Я медленно и осторожно двинулся вперед, вытянув перед собой руку и, как слепой, ощупывая воздух. Стан следовал за мной по пятам, я слышал его возбужденное дыхание. Спускаясь с уступа на уступ, мы приближались к темно-багровому пятну. Проход был прямым, без извилин, и вел точно к центру воронки. Ее верхний край находился высоко над нами, ровной линией обрезая по кругу зловещее небо Преддверия. Пятно казалось неподвижным озером, и что ожидало нас в его глубине?..
— Максимум внимания, Лео, — предупредил Стан напряженным голосом.
— Максимум внимания, Стан, — не оборачиваясь, эхом откликнулся я и остановился на очередном уступе. Под уступом распростерлась темно-багровая неподвижная гладь.
Я шагнул вниз, по колени погрузившись в поверхность пятна, нагнулся, стараясь разглядеть собственные ступни. Видно их было плохо, как в замутненной воде, но все-таки видно.
— Ну что, постараемся не потерять друг друга? — сказал я и сделал еще один шаг вниз по склону.
— Постараемся, — ответил Стан. — Я пойду вплотную за тобой. Если резко затормозишь и я наткнусь на тебя — не обессудь.
Я погружался в сумрак, внутренне поеживаясь; меня не покидало ощущение, что мы действительно опускаемся на дно, навеки уходим в реку забвения. Продвигался я по-прежнему очень медленно и осторожно, все так же вытянув руку перед собой и ощупывая поверхность носком ботинка, прежде чем поставить туда ногу. Внутри пятна оказалось не так уж и темно — во всяком случае, я видел контуры своих расставленных пальцев. Воздух здесь был таким же неподвижным, но гораздо более теплым, чем на склоне. Стан буквально дышал мне в затылок. Небо окончательно пропало, исчезли склоны воронки — нас теперь окружал только багровый полумрак.
Не знаю, долго ли мы шли в этом полумраке и как далеко еще были от центра воронки — но впереди вдруг показался слабый свет. Расступался, расползался сумрак, словно на смену здешней ночи шло утро, воздух становился все прозрачнее, и можно было идти более уверенно, не боясь споткнуться. Поверхность под ногами перестала понижаться, стала ровной, и вдали обнаружилось какое-то темное сооружение правильной прямоугольной формы. Я невольно ускорил шаги и тут же услышал предостерегающий возглас Стана:
— Лео, не спеши!
Вскоре вокруг стало совсем светло и, осмотревшись, я обнаружил, что мы со Станом находимся внутри просторного белого кокона; все, что находилось за его пределами, было скрыто от нас. Прямоугольное сооружение возвышалось в отдалении, и чем ближе мы подходили к нему, тем больше я убеждался в том, что вижу нечто знакомое.
— Вход в преисподнюю, — прокомментировал Стан за моей спиной.
Возможно, он был прав. Мы приближались к закрытым воротам, одиноко стоящим посреди пустого пространства. Высоко вверху ворота упирались в белый «потолок» кокона. Они выглядели немного нелепо, потому что по обе стороны от них ничего не было. Но я сомневался, что их можно обойти.
— По-моему, это какая-то бутафория, — сказал Стан. — Слишком уж по-человечески, по-земному…
Я не мог не согласиться с ним. Скорее всего, перед нами находилась некая преграда, которая имела форму ворот только в нашем восприятии. Это, конечно, были не ворота. Но, несомненно, это была преграда. И, вероятнее всего, непреодолимая для нас, двух живых человеческих существ, выходцев из мира, простирающегося вне пределов Преддверия.
Поверхность ворот была гладкой, иссиня-черной; я отчетливо различал вертикальную полосу, разделяющую их на две створки. Ворота были символом, указателем того, что именно здесь происходит переход из Преддверия в иные глубины. Переход, конечно же, предназначался не для нас.
— Проверь с той стороны, а я с этой, — сказал я и осторожно направился к краю ворот.
Мое предположение подтвердилось: сбоку от ворот к моей протянутой руке сразу же привесили незримый непосильный груз. Оглянувшись, я увидел, что Стан обнаружил то же самое. По обеим сторонам ворот находилась зона повышенной гравитации.
Не теша себя никакой надеждой, я попытался раскрыть створки, упираясь в них руками. Стан усердно помогал мне. Потом мы столь же безуспешно попробовали тянуть створки на себя, уцепившись пальцами за края узкого проема. Все было тщетно: эти ворота не поддавались и вряд ли могли поддаться нашим усилиям.
— Квантером! — процедил Стан, вскидывая оружие. Губы его побелели от злости.
Лучи наших квантеров уходили в проем, как вода уходит в песок. Стан, рассвирепев, крест-накрест полоснул лучом по обеим створкам, что-то бормоча сквозь зубы. И снова без всякого результата…
Я стучал в ворота кулаками. Я тоже стрелял из квантера, пока не кончился заряд. Я понимал, что это последняя возможность…
Потом я в отчаянии запустил квантером в ненавистную иссиня-черную поверхность и сел. На душе было пусто, душа была той самой пустотой, которая составляет основу Вселенной. И я тоже был пустотой…