Народ бросает кверху шапки
И артиллерия гремит
И едет в лентах князь Суворов
И князь Кутузов едет следом...
В зале смеялись, а перед глазами Воскобойникова стояли то «двадцатьшестерка» со сбитой башней, врезающаяся в заснеженную сосну, то тронутые тлением тела бойцов у распавшегося дома Ярка, то спина эсэсовского офицера на мушке древнего громоздкого пистолета...
Интересно, кто из тех, кто сейчас сидит в зале, знал?
– Я хотел бы, товарищи, коснуться некоторых вопросов, которые либо не были задеты в речах, либо были задеты, но не были достаточно освещены. Первый вопрос – о войне с Финляндией. Правильно ли поступили правительство и партия, когда объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной Армии. Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно, ибо эта безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30-35 оборонной промышленности нашей страны...
Станислав Федорович слушал, но слова проходили сквозь мозг, почти не оставляя следов. Нет, он, разумеется, понимал, что говорит Сталин. Тем более Сталин говорил правильно. Но всё же – кто из тех, кто сидит сейчас в зале и слушает о безопасности Ленинграда, знал? Кто?
И Ломоносов громким басом
Зовет солдат на поле брани
И средь кустов бежит пехота
И едет по полю фельдмаршал...
– ...Второй вопрос: а не поторопились ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября – начале декабря, нельзя ли было отложить этот вопрос, подождать месяца два-три-четыре, подготовиться и потом ударить? – неторопливо продолжал Сталин. – Нет, Партия и правительство поступили совершенно правильно, не откладывая этого дела, и, зная, что мы не вполне еще готовы к войне в финских условиях, начали активные военные действия именно в конце ноября – начале декабря. Всё это зависело не только от нас, а, скорее всего, от международной обстановки. Там, на западе, три самые большие державы вцепились друг другу в горло, когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда руки заняты и нам предоставляется благоприятная обстановка для того, чтобы их в этот момент ударить.
«Сталин прав, – думал Станислав Федорович. – И я прав, Руну нельзя было оставить Айнцигеру, нельзя было именно сейчас, когда они в самом деле вцепились друг другу в горло. Они вот-вот вцепятся в горло и нам. Но почему я не отдал Руну? Почему я солгал? И – самое главное – почему я до сих пор сижу здесь, в теплом зале, среди военных и политработников, а не на нарах с миской баланды в руках? После странного возвращения, после долгих блужданий по вражеской территории, ничем не объясненных, никак не подтвержденных, после путаного рапорта о якобы обнаруженном убитом учителе Вальдене... Почему я вообще жив?!
Руна.
Потому что у меня есть Руна. Она бережет меня до поры, до того времени, пока ей не надоест. Как там сказал учитель? Руна сама выбирает себе хозяина?»
– Во всяком случае, расположение войск на Карельском перешейке преследовало три цели: создать серьезный заслон против всяких возможностей и случайностей против Ленинграда; во-вторых, устроить разведку территории и тыла Финляндии, что очень нужно было нам; и, в-третьих, создать плацдарм для прыжка, куда войска будут подвезены...
А вот и оно. «Устроить разведку территории и тыла Финляндии, что очень нужно было нам». Очень нужно было. НАМ.
Воскобойников слушал. Слушал об истории финских войн и вреде польской кампании тридцать девятого года, о непревзойденной философии Ленина («разбитые или потерпевшие поражение армии очень хорошо дерутся») и недостатках седьмой армии, о минометах и автоматизации ручного оружия, об условиях ведения современной войны и о финской армии.
– Общий вывод, – сказал Сталин. Человек, который управлял величайшей страной мира. – К чему свелась наша победа, кого мы победили, собственно говоря? Вот мы три месяца и двенадцать дней воевали, потом финны стали на колени, мы уступили, война кончилась. Спрашивается, кого мы победили? Говорят, финнов. Ну конечно, финнов победили. Но не это самое главное в этой войне. Финнов победить – не бог весть какая задача. Конечно, мы должны были финнов победить. Мы победили не только финнов, мы победили еще их европейских учителей – немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов победили, но и передовую оборонительную технику Европы. Вся оборона Финляндии велась по указке, по наущению, по совету Англии и Франции, а еще раньше немцы здорово им помогали, и наполовину оборонительная линия в Финляндии построена по их совету. Итог говорит об этом. Мы разбили не только финнов – эта задача не такая большая. Главное в нашей победе состоит в том, что мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов. В этом основная наша победа!
Воскобойников вскочил вместе со всеми и закричал: «Ура!»
Да, министр Пуришкевич
Был однажды на балу
Громко музыка рычала
Врали ноги на полу
Дама с голыми плечами
Извивалась колбасой
Генерал для развлеченья
Шлепал пятками босой.
Ночной болотный спутник, безумные фразы, складывающиеся в бредовое стихотворение, оказавшееся верным и правильным...
Станислав Федорович кричал и хлопал в ладоши до тех пор, пока не вышел из зала, чтобы никогда больше туда не возвращаться.
Или это был вовсе не он?
И мне остается ждать здесь, пока кто-нибудь или что-нибудь не придет за мной, дожидаться своего часа в темноте и вдалеке.
Брайан Олдисс. «Освобожденный Франкенштейн»
– Станислав Федорович. Зовите меня Станислав Федорович, – сказал мужик с пулеметом.
Я обратил внимание, что у него не было переднего нижнего зуба – заболел небось, а какие тут врачи с пломбировочной хренью и бормашиной? Плоскогубцами рвал? Я один раз рвал другану зуб плоскогубцами, вернее, даже круглогубцами, тут главное половчее ухватить и небыстро тянуть, раскачивать. Тьфу, вспомнилось же.
– Гостей принимаете, Станислав Федорович? – спросил Москаленко.
– Начнем с того, что вы не гости. Гостей обычно приглашают.
– Не то время, – сказал Москаленко.
– Да, тут вы правы. Юля, аккуратнее.
Это он уже сказал женщине. К тому, чтобы она осторожно со своим «Калашниковым» вертелась.
Ничего мне здесь не нравилось. И мужик с пулеметом не нравился больше всех, даже падлу Москаленко я готов был обнять и расцеловать, настолько капитан был ближе и роднее. И баба его... Я украдкой рассмотрел ее поближе – вредная сучка с виду, симпатичная, да, но... не потасканная, не то слово ни хрена... пожившая, во. Повидавшая. Такая пристрелит – не поморщится, да еще, того и гляди, по яйцам сначала шмальнет, чтоб долго и больно помирать было. Если что, бабу первой, решил я. По крайней мере мужик отвлечется, да и остальные в первую очередь на него кинутся.