— Теперь нам пора. Нас ждут. Ты уже можешь идти?
Мы прошли не меньше двух километров по узкой горной тропе вдоль роки, прежде чем местность стала заметно повышаться. Повсюду, у каждого поворота тропы, я видел все новые и новые следы прорвавшейся сквозь заставу орды.
— Они дойдут до самого замка?
— Они давно уже там.
— Насколько это опасно? Они смогут прорвать оборону?
— Этого я не знаю. Все зависит от того, успел ли Самгри предупредить наших о прорыве. А также и от того, чей флот одержит победу в схватке у Дельты Лебедя.
— Чей флот?.. При чем здесь Дельта?
— Ты все еще не понимаешь? События вашего мира отражаются в нашем, как в зеркале. Но и победа флота Комора зависит от того, прорвутся ли черные сквозь вторую линию застав. Все взаимосвязано в наших мирах. Сущности пронизывают одна другую.
— Если вы знаете о нашем мире так много, почему вы не измените ход битвы, не создадите более совершенного оружия?
— Здесь только честная схватка имеет значение. Только равным оружием ты можешь победить врага. Есть лишь одно-единственное исключение.
Он внезапно замолчал, и мне показалось, что случайно Мстислав коснулся некой тайны, говорить о которой не имел права. Чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание, я указал на золотистое зарево, окрасившее небо за вершиной утеса, закрывавшего ущелье.
— Там замок? — Он лишь молча кивнул в ответ.
— И мы пойдем внутрь?
Он, видимо, почувствовал неподдельное волнение в моем вопросе, потому что усмехнулся и сказал:
— Конечно. Ведь ты теперь один из нас.
Подъем длился еще часа два, и лишь потом, как-то неожиданно, сразу, замок возник передо мной так, как не раз возникал во сне. Co всеми своими резными башнями, с тусклым блеском червонного золота, отраженного от стен, с лебединой шеей моста, с флагами на башнях и звуками боевого рога, затрубившего при нашем появлении.
— Где же черные витязи? — спросил я, пораженный тишиной и покоем, наполнявшими долину у подножия замка.
— У нас битвы отделены от остального.
Я не совсем понял, что он имел в виду, но переспрашивать не стал.
То ли я отвлекся от окружающего пейзажа, разглядывая замок, то ли время здесь обладало необычными свойствами, но как-то неожиданно, сразу, мы оказались у ворот замка.
Проходя мимо золотой стены, я не удержался и погладил ее холодную льдистую поверхность. Одна из легенд получила свое осязаемое подтверждение — внешние стены замка были отлиты из червонного золота, высотой в три человеческих роста и толщиной не меньше метра. Они, казалось, выросли из диких скал и были превращены в золото силой, неподвластной моему воображению. Я не увидел в них ни единого шва, никаких следов кладки или сварки, нужную форму им придали руки нечеловеческих мастеров.
Скорее всего, я воспринимал окружающее как сон, как бред тяжело раненного человека, и все равно хотел запомнить каждую мелочь, унести в памяти каждую деталь своего колдовского видения…
Четверо витязей стояли вокруг большого стола, заваленного картами и древними свитками. Они были в мягких одеждах из грубо сотканной шерсти. Их белые плащи казались мятыми и чрезмерно тяжелыми, словно стальные кольчуги. Витязи выглядели устало. Битва, которую они вели бесчисленное количество лет, оставила на их лицах неизгладимый отпечаток печали.
Когда в зал вошли мы с Мстиславом, никто даже не повернул головы. Только у самого стола на нас обратили внимание. Но еще прежде я заметил, что лишь звук моих шагов отражается под сводами замка. Мстислав ступал совершенно бесшумно — словно был тенью.
— Кого ты привел сегодня, Мстислав? — спросил старший из витязей, и я заметил в его взгляде нескрываемую грусть. — Анжел был хорошим воином… Мир пути его. — Они склонили головы в минутной скорби, и я почувствовал, как нелегко предстать в чужой личине перед глазами тех, кто знал тебя иным. В личине того, с кем они прощались.
Я был не просто чужаком. В этом мире я был никем. Я не был больше Анжелом и не совершил еще ни одного поступка, чтобы стать здесь кем-то иным. Мое собственное имя казалось мне сейчас бессмысленным звуком. И потому, стиснув зубы, я ждал их вопросов. Но они молчали. И тогда я произнес свои первые под этими сводами слова, точно хотел оправдаться…
— В том, что я очутился в замке, нет моей вины.
— Вины? — Орест-воевода приподнял голову от карты, с удивлением разглядывая меня. — Попасть сюда большая честь. Немалая заслуга для того, кто сумел это сделать. Подойди сюда, — произнес он, повернувшись к амбразуре.
Молча повиновавшись, я встал рядом с ним. Отсюда хорошо был виден нижний двор, хранивший на себе следы многочисленных битв, не замеченный мной в то время, когда мы с Мстиславом поднимались по нижним лестницам; но, может быть, то был совершенно другой двор? Другой, потому что вместо сумерек вечера здесь сияло яркое полуденное солнце, а вместо тишины и покоя у стен замка бушевала битва.
Позже я узнал, что из каждого окна открывался свой собственный вид, словно выход в иное время…
Двор, который лежал перед моим изумленным взором, был весь завален изломанным оружием и телами павших. Шесть белых витязей отчаянно рубились у шести внутренних ворот замка. Каждый из них противостоял целой толпе врагов в черных доспехах. Полчища черных витязей вливались сквозь широкие проломы наружной стены, полностью заполняя внутренний двор.
— Нам пришлось отступить от внешних стен, и теперь участь замка предрешена. Нас слишком мало, чтобы выстоять сразу у шести ворот. Что ты думаешь об этом?
— А если решиться на вылазку? И всем сразу попытаться отбросить их обратно к стене, может быть, дальше… — Я остановился, не смея продолжать и думая о том, что не мне учить правилам боевого искусства здешних воинов.
Орест, заметив мою заминку, сказал:
— Мы спрашиваем об этом каждого, кто к нам приходит. Мы обобщаем опыт и выбираем лучшие решения, не пренебрегая ничем. Для вылазки у нас слишком мало сил.
Сотню-другую лет назад это еще могло получиться… Сегодня остался лишь один-единственный способ, слишком трудный для того, чтобы воплотить его в реальность.
Он долго молчал, и я не смел прервать его раздумья, понимая, как мало значу в этом новом для меня мире. Тем не менее мне показалось, что Орест ждал от меня чего-то и был явно разочарован моим молчанием. Наконец он продолжил:
— Все последние годы дела у нас шли все хуже и хуже. Причина, возможно, в самой натуре человека, в его алчности, в обострившейся борьбе за власть во внешнем мире.
— Значит, победа черных предрешена?
— Ничто не предрешено, пока продолжается битва. Примерно раз в тысячу лет одному из нас удается вернуться обратно в свой прежний мир. И каждый раз, когда это происходит, мы надеемся на перемены, потому что только из внешнего мира, от того, кто прошел наш путь дважды, можем мы ждать действенной помощи. Но, видимо, время еще не пришло… Хотя то, что ты появился без собственного оружия, — хороший знак. Чтобы найти силы для попытки вернуться, нужны привязанность к прежнему миру, любовь и желание помочь. Я не знаю, есть ли у тебя все это.