Кабинет оказался не белым, как я ожидал, а стены не были покрыты кафелем. Напротив, кабинет напоминал простой офис какого-нибудь маленького туристического агентства. Перед кабинетом, в предбаннике, где я просидел добрых полчаса, на двух маленьких диванах были разбросаны старые, зачитанные до дыр журналы: «Здоровье», «Glamour» и, кажется, «Самая». Женская тема, ни одного «Авторевю» или хотя бы «Каравана историй», на худой конец. Странно, ведь предполагается, что сидеть на этих мягких диванах, обитых дерматиновой клеенкой желтого цвета, будут мужчины. Или теперь женский алкоголизм тоже так распространен, что требует лечения?
Я сидел на диванчике и поверить не мог, что сижу тут. Это не для меня, вертелась мысль в моей уставшей голове. Это не со мной. Это не моя история, я не алкоголик, я могу справиться с проблемой сам! Я знаю, кто такие алкоголики. Это неопрятные люди в давно не стиранных одеждах, они стоят около входов в какие-нибудь маленькие магазинчики и заглядывают в глаза прохожим. Они просят десяточку «на метро», хотя по ним сразу понятно, что в метро они и не собираются. Они спят на лавках или даже прямо на асфальте, на тротуаре, и их «амбре» распространяется на несколько метров вокруг. Алкоголики и я — смешно, что между нами общего? И все же это факт — я сижу здесь и жду приема врача-нарколога. Я хочу закодироваться. Нет, не хочу. Я не вижу никакого другого выхода из моей ситуации, кроме как закодироваться. Мне пришлось приехать сюда и закодироваться. Но теперь, сидя на этих невообразимо пошлых диванах, я чувствую, какая это была глупость, и хочется встать и уйти.
— Григорий Александрович? — спросила меня то ли медсестра, то ли просто секретарь этой шарашкиной конторы. Во всяком случае, никакого белого халата на ней не было.
— Да? — неохотно отозвался я.
— Проходите, доктор вас ждет.
— Да? И куда?
— Вот, коричневая дверь, — она махнула рукой в сторону двери рядом с левым диванчиком, но я все равно медлил.
— А вы уверены, что это безопасно? У вас точно есть все лицензии? А если я передумаю, я смогу раскодироваться? — у меня было много вопросов, гораздо больше, чем я думал. Хочется знать, что за дрянь они собираются мне колоть и как именно она подействует, если я все же выпью глоток пива? Может же случиться такое, что я выпью его совершенно случайно? Вот, к примеру, однажды на вечеринке я пил только воду, потому что собирался обратно ехать на машине (у меня тогда была своя машина, еще до покупки «Ямашки»), так вот кто-то случайно плеснул в мой стакан водки. А она выглядит, знаете ли, точно так же, как и вода. Я хотел пить, у меня была жажда, я просто взял стакан и быстро выпил, залпом. И только проглотив стакан водки, осознал, что это было. Это же было ненамеренно? А что бы было, если бы я был закодирован? Я бы умер?
— Спросите все у доктора, — секретарша улыбнулась с таким спокойным всепонимающим терпением, что стало ясно — такие вопросы задают ей все посетители.
— А у него точно есть высшее медицинское образование? — нахмурился я. Надо было придумать, к чему придраться, но она уже развернулась и ушла обратно, к стойке регистрации. Я вздохнул и направился к доктору. Так называемому доктору. В моем представлении доктором был тот, кто спасает жизни, вырезает аппендицит, оперирует опухоль головного мозга, вытаскивает человека с того света.
— Присядьте, — сказал мне «доктор», когда я протиснулся в дверной проем, сдерживаемый невидимыми барьерами. В кабинете стоял тяжелый, неприятный запах лекарств, во второй комнате за тонкой дверью кто-то переговаривался.
— Там кто-то есть? — заволновался я.
— Это предыдущие пациенты. Они уже уходят. Вы садитесь, я пока заполню бумажки, а вы осмотритесь, — доктор представлял собой средней комплекции и такого же среднего возраста, совершенно лысого мужчину с живыми серыми глазами. Он улыбался и смотрел на меня добрым, отеческим взглядом. Но он не нравился мне, совсем не нравился. Какой-то он был… больно позитивный, слишком лучезарный. Он словно бы говорил, что у него-то никаких проблем нет. Все проблемы — они только у нас. А он только призван их решать по мере сил. Неприятный тип. Если бы не рекомендация Оксаны, я бы никогда в жизни сюда не пошел. Но она сказала что этот Пирогов — классный доктор и все такое. Что он какого-то ее друга буквально вернул к нормальной жизни. Будто бы у меня сейчас ненормальная жизнь.
— Может быть, я лучше в коридоре подожду?
— Вы пока анкетку заполните, — сказал он будничным тоном и протянул мне листок. Я взял его и принялся механически проставлять галочки в квадратиках против дурацких вопросов. Сколько мне лет. Какая у меня работа. Сколько времени, по моим подсчетам, я не могу справиться с проблемой излишнего употребления алкоголя. «У меня вообще нет проблем», — возмущенно подумал я.
— Знаете, я не пил практически два месяца! — заявил вдруг я. Доктор Пирогов оторвался от бумаг и посмотрел на меня с интересом. Потом ухмыльнулся и снова погрузился в свои дела. Я почувствовал себя обиженным. С минуту продолжал заполнять эту идиотскую анкету и к концу листа был вполне уже готов встать и уйти отсюда, как вдруг дверь в соседнюю комнату открылась и оттуда вышли три человека, один из которых был серьезно пьян. Лет пятидесяти или больше, мужчина был прилично одет, сухощав, на лице много морщин. Он не шел, скорее, его несло по комнате к коридору, и если бы не твердая рука второго мужчины, он бы неминуемо упал. Взгляд его был рассредоточен, он явно был погружен в себя или, скорее, в какой-то своеобразный анабиоз. Лицо его было бессмысленным и жалким, за ним семенила растрепанная пожилая женщина с серым лицом. Она была суетлива и стыдилась этого, смотреть на нее было неприятно.
— Но может быть, все-таки. — пробормотала она, оглянувшись в дверях.
— Да перестаньте вы. Оставьте человека в покое! — воскликнул доктор, и дама как ошпаренная вылетела в предбанник. Доктор же Пирогов только покачал головой и протянул руку ко мне — забрать анкету.
— Так-с, ну, что мы тут имеем.
— Я не совсем понимаю, что я тут делаю, — пробормотал я. — Моя девушка.
— Знаете, иногда даже мы ничего не можем сделать, — перебил меня он. — Люди думают, что мы тут какими-то фокусами занимаемся, что можно просто доставить к нам сюда тело, и мы что-то придумаем, поколдуем, что-нибудь вколем, а он бросит пить. Но это не так. Этому человеку, — тут он кивнул в сторону двери, — уже нельзя помочь. Алкоголизм на определенных стадиях неизлечим, остается только следить за тем, чтобы здоровье пациента не разрушалось катастрофически быстро.
— Но почему, а если его закодировать? — спросил я раздосадованно. Никак не мог отделаться от ощущения, что только что мне был продемонстрирован некий спектакль, сыгранный прекрасно загримированными актерами.
— Ну что вы, — развел руками Пирогов (какая все-таки докторская у него фамилия, аж страшно). — Никого нельзя сделать счастливым насильно. В нашем деле шансы имеют только те, у кого есть мотивация. И то шансы эти — не сто процентов, а только пятьдесят.