И не думайте, что вы не скажете нам код, – говорит она.
Вообще, не думайте о себе слишком много, – говорит она.
Вы думали, вы шпион, – говорит она.
А вы лох, – говорит она.
Удостоверение свое в плаще забыли, – говорит она.
Детский прокол, – говорит она.
Но вернемся к главному, – говорит она.
Геннадий сейчас выщиплет вам яйца, – говорит она.
По одному волоску, – говорит она.
Правое и левое, – говорит она.
Он начнет с левого, – говорит она.
Левые уклонисты всегда действовали во вред партии, – говорит она.
Но и правых уклонистов Партия не забывала! – говорит она.
Так вот, яйца, – говорит она.
Поверьте, когда ваше левое яйцо будет ощипано, – говорит она.
Вы сами будете просить нас убить вас, – говорит она.
Ну так что, Лунини? – говорит она.
Номер кода… или скажите, где ключ, – говорит она.
… – молчит Лунини.
Что же, – говорит старуха.
Приступай, Анатолий, – говорит старуха.
Анатолий придавливает поясницу Лунини коленом, и с выражением лица настоящего советского десантника («а я умею прыгать через лужи» – В. Л.), кричит:
За Родину, – кричит он.
За Сталина! – кричит он.
Резко выдергивает что-то снизу. Лунини заходится криком. Камера заглядывает ему в рот, затемнение…
Ретроспектива.
Лунини стоит с дипломатом перед дверью, звонит. Мы слышим звонок. Он стилизован под музыку из мультипликационного фильма про Чебурашку.
Пусть бегут неуклюже… – звенит звонок дружным хором выпивших на День Советского Офицера жителей какого-нибудь гарнизона.
Пешеходы по лужам… – звенит он.
И вода по асфальту… рекой… – звенит он.
Лунини тепло улыбается, стучит в дверь. Глазок темнеет. Слышен голос старухи.
Кто там? – говорит она.
Добрый день, это майор Вылку, – говорит Лунини.
Я звонил вам… вчера… по поводу статьи, – говорит он.
Ваш муж воевал в Северной Корее, – говорит он.
Мы ищем ветеранов редких войн, чтобы вручить им памятные знаки… – говорит он.
Даже посмертно, – говорит он.
Предъявите ваши документы, – говорит старуха из-за двери.
Увы, – говорит смущенно Лунини.
Машинка для ламинирования в Минобороны давно не работает, – говорит он.
Так что удостоверений нам еще не сделали, – говорит он.
А на визитки денег не дают, – говорит он.
Глазок светлеет. Дверь открывается, чуть-чуть. Лунини протискивается в квартиру. В прихожей его встречают старуха и Анатолий, который еще не надел своего берета. Лунини, разувшись, проходит из темной прихожей в комнату. Мы видим общий план, стенку, грязный ковер на полу, ковер со Сталиным на стене.
Садитесь, – говорит старуха.
Евгений, принеси нам чаю, – говорит она.
Мама, Анатолий, – говорит Анатолий
Мама стала забывать, – говорит Анатолий.
Знаете, только имя, – говорит она.
А в остальном память, как у молодой, – говорит Анатолий.
Уходит, возвращается с подносом с тремя чашками чая. Лунини сидит в кресле-качалке, старом, неудобном, колени буквально под подбородком.
У вас ведь… улица Димо 8 дробь 2, квартира 34, – говорит он.
Да-да, – говорит Анатолий, совершенно пока еще не похожий на советского десантника (но оказалось, что, как и во всех советских людях, в нем таились Бездны, а не хотите верить, вспомните только, что случилось с певцом Б. Моисеевым, который в СССР был простым советским портным, а сейчас?… – В. Л.).
Совершенно верно, – говорит он.
Вы пейте, чаек травяной, вкусный, – говорит он.
На нашу пенсию на нагуляешься, – говорит старуха с произношением советской киноактрисы 40-хх («не нагуляешса, дожь» и т. п.).
Значит, вы по поводу моего покойного Александра? – говорит она.
Так точно! – говорит Лунини.
Достает вырезку со статьей. Говорит:
Мы бы хотели уточнить, все ли факты соответствуют действительности, – говорит он.
Министерство обороны Молдовы хотело бы издать сборник «Солдаты неизвестных войн», – говорит он.
Корея, Вьетнам, Ангола, – говорит он.
Вот, и отправили архивных червей вроде меня… в поля, – говорит он.
Первый источник информации, как водится, газеты, – говорит он с улыбкой.
Старуха кокетливо смеется. На вырезке – фото советского военного. Он выглядит очень… Нездешним. В принципе, старуха и Анатолий имеют к нему и его утонувшей цивилизации такое же отношение, что и продавец бубликов в Стамбуле – к последнему императору Византии, Константину Одиннадцатому.
То есть, никакого.
Лунини говорит:
Просмотрите пожалуйста, статью и отметьте ошибки, если есть, – говорит он.
А я… не могли бы вы показать мне, где я могу… – говорит он.
Вымыть руки, – говорит он.
Анатолий показывает в сторону коридора, сам склоняется над газетной вырезкой с матерью. Внимательно смотрят, шевелят губами. Они напоминают бойцов СА на политзанятии. Мы видим их проплешины, старческий палец с корявым ногтем на одной из строк… Лунини, положив дипломат на диван, идет в сторону туалет, заходит, закрывает двери, оглядывается.
Старая плитка, наклейка в виде фигурки Микки-Мауса, пожелтевший унитаз…
Лунини закрывает дверь изнутри, выражение его лица меняется. Оно становится из рассеянно-благодушного намного более Собранным. Он выглядит, как актер, которому надо изобразить бандита перед разбойным нападением. Нахмурился, сосредоточился… Лунини открывает воду в раковине – туалет, конечно же, совмещенный, – и прислоняет ухо к двери. Слышно бормотание Анатолия и матери-старухи, которые обсуждают статью.
…ворю тебе, что в том году папа выиграл не пятиборье, а скотоло… – говорит старуха.
Мама, да что вы такое говорите, ведь в том году он был зачислен на кур… оворит Анатолий.
…талинский сокол! – говорит старуха.
…ли бы и в рот! – соглашается сын.